— Думать надо. — Тысяцкий ничем не выразил удовлетворения от того, что добился нужного ответа.
— Ты, наверное, и это за меня решил!
— Я, великий князь, за тебя не решаю, — с лёгким упрёком сказал тысяцкий. — Я тебе предлагаю решение. Твоё княжеское дело выбрать. Волен согласиться и послать посольство, волен не согласиться. Золото целее будет, если, конечно, успеем в мещёрские болота увезти, когда Орда придёт.
— Посольство возглавит боярин Корней, — твёрдо произнёс Олег.
— Вот и хорошо, — быстро согласился тысяцкий, и князь понял, что мнения совпали. — Прям, смел, немногословен, что ты повелишь, то и скажет хану. Язык ихний с малолетства знает, без толмача обойдётся, уважение тем выкажет.
— Но чтобы ни слова о счастливом восшествии на престол! Великий князь шлёт подарки, и всё.
— Вестимо, — тысяцкий поднялся. — Прости, княже, посольство ладить — хлопотное дело. Я дворского и конюшего подниму, — и, коротко поклонившись, вышел.
В том же 1357 году в Орду поехал митрополит Алексий. Все русские люди возлагали на него большие надежды, помня, как ещё в бытность свою епископом излечил он от болезни ханшу Тайдулу, мать Бердибека. Теперь он ехал главным образом к ней, надеясь через мать повлиять на жестокого хана.
На Олега между тем навалились бесконечные хлопоты. Старый тысяцкий уже не мог, как прежде, ездить по отдалённым уголкам княжества, проверяя не столько готовность маленьких крепостиц к отражению татарских налётов, сколько умение быстро и собранно уходить в леса и болота. Это тоже требовало и навыков, и особой расторопности.
— Быстро — не значит торопко. Быстро — значит без суеты и без роздыху, — поучал тысяцкий Олега, который теперь сам ездил по городам и волостям.
Князь всё реже приходил к Даше, едва успевая отдохнуть между поездками. Однажды вечером, когда друзья втроём сидели у костра, Васята спросил неожиданно:
— Уж не остывать ли ты стал к Даше, княже?
— А что?
— Ничего. О своей «крестнице» пекусь, — ухмыльнулся Васята. Так он обычно называл Дашу.
— И сам не пойму, — задумчиво ответил Олег. — В конце дня говорю себе, что устал и останусь в тереме, а потом с вами или с тысяцким чуть ли не до первых петухов засиживаюсь.
Он пошевелил суковатой палкой уголья в костре. Искры взвихрились, на мгновение осветив возмужавшие лица друзей. У Васяты начало курчавиться подобие бородки, у Кореева над верхней губой отчётливо темнела полоска.
— Вроде и упрекнуть мне её не в чем, — продолжил так же задумчиво Олег. — Что ни пожелаю, всё исполняет. Все мои любимые яства знает, лучше, чем на поварне, готовит. А уж чистюля — спасу нет, банька беспрестанно топится, и утром, и вечером. Псалтирь у неё видел, спросил — смутилась, говорит, приходит к ней монашек, читать учит. — Олег вздохнул. — Не знаю. Матушка допекает: женись, говорит, хочется ей внучат нянчить. А как мне жениться, если даже с наложницей скучно.
— Значит, не пришло твоё время, — рассудительно сказал Епишка.
— Вот и я так думаю, не пришло.
— Ну, до женитьбы тебе ещё далеко. — Васята засмеялся. — Слушай, княже, хоть и «крестница» она мне, но, может, тебе именно Даша наскучила? Может, какую иную девку подобрать, а?
Олег ничего не ответил, лишь нахмурился. Епишка толкнул друга в бок.
— Ты не толкайся, я дело говорю. Мне вон каждая новая девка в радость.
— Только у тебя эта радость каждый раз всё короче и короче становится, — с укором сказал Епишка.
— Спать, однако, пора, — сердито заключил Олег и, поднявшись от костра, пошёл к походному шатру.
Этот разговор через некоторое время продолжился самым неожиданным образом: краснея и путаясь в словах, перемежая их поцелуями, Даша как-то призналась князю, что понесла и уже на четвёртом месяце.
Олег испугался. Ещё месяц-другой, и в княжеском тереме прознают, матушке донесут. Ведь всюду нос суют эти постнолицые, пропахшие ладаном, завистливые бабы или старые девы — кто их разберёт.
Он призвал на совет друзей.
— И донесут, это как водится, — согласился, выслушав, Васята.
Епишка усмехнулся.
— Не о том говорите, други.
