В одной из своих притч Серен Кьеркегор рассказывает, как стая домашних гусей посещала церковь. Каждую неделю они приходили в церковь и слушали речь пастора о том, как чудесно летать. «Зачем просто ходить по земле? Вы можете улететь отсюда!» — увещевал он их. «Мы можем подняться в воздух, мы можем парить, можем улететь в теплые страны. Мы способны летать!». Прослушав проповедь, гуси дружно крякали «аминь», бросались толпой к двери и ковыляли по домам, чтобы заняться своими делами. А ведь им стоило только взмахнуть крыльями и…
Честно говоря, многие церкви даже близко не подходят к выполнению тех обетовании, которые даны нам в образах церкви. Они похожи на закрытые клубы, организованные только для своих членов. Но новозаветная модель церкви иная: она существует большей частью для блага людей посторонних. Что мешает нам стать такой церковью, какую задумал Бог?
Я не раз видел одну и ту же схему: церковь создается, чтобы служить высоким идеалам, разворачивает бурную деятельность, потом постепенно теряет свое видение, успокаивается, забывает о своих идеалах. Когда я смотрел на церковь со стороны, у меня возникало много претензий к ней. Но стоило мне стать ее членом, как я понимал: поддерживать церковь в том виде, который описан в Новом Завете, очень трудно. Когда я стал одной из причин церковных неудач, то и относиться к этим неудачам начал более сочувственно. Церковь «доводит нас до святости», как сказал Ричард Pop, который сначала показал нам сияющий идеал, а потом предложил стать частью более серой реальности.
Я испытал на себе, как сильно снижается планка, когда сам начинаешь заниматься служением. Сначала испытываешь прилив энергии, потом накатывает волна усталости и разочарования, и возникает искушение сдаться. Служение невозможно без стрессовых ситуаций и самопожертвования, а это выматывает даже самых преданных делу служителей. Конечно, отдавать блаженнее, чем брать, но как же при этом устаешь!
Каждый из нас призван к служению. Если же мы не понимаем всех связанных с этим трудностей — священники ведь тоже находятся в «группе риска», — то церковь неизменно начнет отступать: постепенно главной ее целью станет служение самой себе, а не миру. Если такое произойдет, то мы перестанем отличаться от всяких мирских организаций. Уникальное призвание церкви канет в небытие.
Я наблюдал за христианскими служителями, размышлял о собственной жизни и понял, как важно найти золотую середину между сверхчувствительностью и черствостью. Некоторые христианские служители так близко к сердцу принимают проблемы других людей, что чужая боль ломает их. Иные же развивают в себе определенную духовную черствость, и при этом служение становится всего лишь работой, рядом трудных поручений, за выполнение которых они получают награды. Ни тот ни другой служитель не смогут долго трудиться в церкви. Я очень хорошо осознал это, когда наблюдал за Телом Христовым и за своим собственным телом — особенно своей левой ногой.
У меня есть дефект — разросшаяся косточка на большом пальце ноги. В основном у людей большие пальцы ног расположены параллельно остальным или наклонены к остальным пальцам под углом в пятнадцать градусов. У меня на левой ноге (на правой уже сделали операцию) большой палец располагается под совершенно неприличным сорокапятиградусным углом, сдавливая остальные пальцы. По мере деформации сустава этот палец просто–напросто ляжет поверх следующего за ним и мне снова придется соглашаться на операцию.
Чем сильнее искривлялся палец, тем больше становилась шишка на правой стороне ступни. Шишка болезненна, из–за нее трудно покупать обувь: производители обуви не делают ботинки со специальными выступами для шишек. В результате мне приходится покупать обувь на размер больше, чтобы шишка могла сама придать нужную форму левому ботинку. Мороки с этим очень много.
Я бегаю трусцой уже более двадцати лет и очень хорошо изучил, как проходит процесс адаптации моих ног к новой паре ботинок. Я надеваю новые ботинки и бегу. Левая ступня ощущает, что ей не хватает опоры для большого пальца — он расположен под углом к подошве ботинка, — и вот этот палец сам создает себе необходимую точку опоры. При этом я неизменно натираю ногу, возникает наполненный жидкостью волдырь, из–за боли трудно бегать. Но я не сдаюсь. Постепенно на ноге образуется более твердое уплотнение, состоящее из нескольких слоев затвердевшего креатина, — твердая мозоль, которая продавливает себе выпуклость в ботинке. Некоторое время я бегаю с относительным комфортом.
