— Куда собрались? — удивился Костя, зная, что школу ребята прибирают обычно после уроков.
— К тебе. Открой дверь, Костя, — сказал Намжил, спрыгивая с завалинки.
— У меня баба Саша больна. Нельзя ее беспокоить.
— Мы не беспокоить, мы помогать, — пояснил Женька.
Ребята переступили порог и снова поздоровались.
Намжил повесил на вешалку пальто. Ганька с трудом высвободил уши из кепки, а затем снял ее с головы. Липа осторожно поставила на пол ведро, стараясь не загреметь дужкой, ладонью обтерла с губ крошки от ореховых ядер и шелухи.
— Ну, вот пришли, — сказал Намжил, и его смышленые, живые глаза выразили явное удовлетворение.
— А ты, Костя, шел бы в школу. Мы и одни управимся, — посоветовал Женька.
Костя обрадовался этим словам:
— Я и в самом деле побегу.
— А что же готовить к завтраку? — спросила Липа сильным, низким голосом с хрипотцой.
— А вы макароны с сыром сделайте. И приберите немного. Это вы молодцы, здорово придумали!
— Мы каждый день, Костя, будем так, пока баба Саша не поправится! — с торжественной ноткой в голосе сказал Ганька.
— Ну, каждый день надоест. Я-то вас знаю как облупленных.
— А мы посменно, — успокоил Ганька вожатого. — Мы для тебя, Костя, на морское дно за кораллом нырнуть можем! — Он гордо выпрямил грудь, отставил ногу и приподнял голову.
Ребята фыркнули. Костя тоже. И сам Ганька снисходительно улыбнулся своим словам.
Костя ушел в школу, а тимуровская команда приступила к работе. Липа сняла пальто и снова подвязала фартук, сбросила чулки и ботинки, подоткнула под туго затянутый платок непокорные русые прядки волос, и тряпка ее пошла гулять по крашеным половицам. Раз пройдет — смоет грязь и пыль, второй раз пройдет — пол заблестит, как зеркало. Липа постоит, полюбуется — и дальше…
Ганька с Женькой ушли во двор колоть дрова. Ганька снова забрал в кепку волосы и уши. А у Женьки кепка в кармане: пусть все любуются на светлое золото его волос, ему не жалко!
Женька выкатил из сарая толстую чурку, Ганька резко размахнулся топором:
— Хэт!
Отточенное лезвие впилось в дерево, образуя глубокую трещину. Ганька прижал чурку ногой, вытащил топор, размахнулся и опять крикнул:
— Хэт!
Топор вошел в трещину, и чурка развалилась на две половины. Ганька взял топор наперевес, как копье, откинул голову, слегка прищурился и высокопарно сказал:
— Сэр! Я уничтожил его в одну секунду. И так будет с каждым, кто посмеет посягнуть на вашу честь.
Женька склонился перед другом в глубоком поклоне, выхватил кепку из кармана и несколько раз обмел ею вытянутую вперед ногу.
Им было весело соединять дело с игрой.
Совсем другое выпало на долю Намжила. Он должен был приготовить макароны с сыром. О таком кушанье он никогда не слыхал. Намжил разломил макароны на мелкие кусочки, бросил их в кастрюлю и залил холодной водой. Положил чайную ложку соли. Потом подумал и добавил еще столовую ложку. Но что нужно было делать с куском сыра, который лежал на столе, Намжил не знал.
— Липа! — тихонько позвал Намжил.
Но Липа не слышала. Она в этот момент ползала с тряпкой под кроватью Александры Ивановны. Из-под вязаных кружев простыни выглядывали только грязные пятки девочки.
— Эх ты, Липа-береза! — со вздохом пробормотал Намжил.
Он покрутил в руках кусок сыра, прикинул его на вес и решил, что будет граммов четыреста. Если бы еще граммов сто! А то, что делать с четырьмястами граммами?
Вскоре, пятясь как рак, Липа вылезла из-под кровати и, размахивая тряпкой по двум крайним половицам, приблизилась к двери.
— Слушай, Липа-береза, — зашептал Намжил, — как соединяют макароны с сыром?
Липа выскочила в кухню, заморгала светлыми ресницами и вскинула вверх острые плечики точно так, как она это делала, когда ее врасплох вызывали к доске.
— Наверно, сыр сварить надо, — сказала она.
— Ну, а потом?
— А потом в макароны положить и с маслом…
Намжил махнул рукой и вышел на улицу, где, уже забыв о дровах, весело боролись Женька и Ганька.
— Дураки! — сердито крикнул Намжил, искренне сожалея, что не взялся за рубку дров. — Стойте! Как приготовить макароны с сыром?
— Не знаю, — честно сознался Женька.
А Ганька важно сказал:
