Люди из других родов не могли похвастать такими нарядами. Не многие Чемды, Хэйкогиры, Ушкагиры, Анкоули в новых обновках, но на всех была старая, заплатанная одежда. Стесняясь своей бедности, некоторые так и замерли в стороне.
— Я вам говорил — женщины не придут, — тихо по-русски шепнул Кинкэ Петрову.
— Поближе, товарищи, — словно не обратив внимания на слова Кинкэ, заговорил Петров. — А почему нет женщин?
— Бабам в чуме место. У них длинные волосы, а ум короткий, совсем ума нету! — ответили мужчины.
— Нет, это не дело. Женщина такой же человек, как мужчина, имеет равные права, и они должны принять участие в суглане.
— Это у вас, у русских… У нас другая вера, — это сказал свое слово Майгунча Большей. — Может, с нашими бабами будешь говорить? Мы уйдем…
Майгунча Большой поднялся и за ним стали подниматься остальные. Загалдели:
— Зачем звали на суглан?
— Разве баба может понять умную речь?..
— У бабы ум короткий — дым!
— Вот, братец, задачка-то, — только и сказал Петров. — Ладно, Кинкэ, попробуем так: женщины присутствуют с совещательным голосом. У кого нет кормильца — решающий.
— Правильно.
Начались переговоры. Да, уши у женщины есть, пусть сидит и слушает — согласились, эвенки-вдовы ладно, пусть решают.
Суглан продолжили.
— Надо объединяться. Только так эвенки могут выйти из нужды.
— Разве мы живем не вместе, не в одной тайге? — это опять повел разговор в сторону Майгунча Большой. — В одном месте трудно найти корм оленям, меньше зверя. Зачем нам объединяться? Эвенки все родня. Век друг другу помогаем. Наши предки завещали: делиться добычей со всеми, и в первую очередь кусок мяса тем, у кого нет кормильца. Это наш закон. Мы простые люди. Разве я неправду говорю?
— Правильно держит дорогу Майгунча, у нас свои законы, — зашумели люди.
— Переводи хорошо мои слова, Кинкэ, — глава представителя Комитета Севера заблестели, он поднял руку.
— Вы думаете, все эвенки равны? Разве у всех поровну олени? Почему же, Майгунча, у тебя их сотни, а у другого нет ни одного? Ты сидишь в нарядной одежде, а вон красивый мужчина Амарча Чемда стесняется даже поближе подойти. Почему?
Опять поднялся одобрительный гул. Неожиданно встал с места Амарча Чемда и подошел к столу.
— Правду говорит русский. Посмотрите, разве все мы живем одинаково? Придет зима — опять будем умирать с голоду, болезни нас одолевают. Правильные слова у русских. Они хотят нам добра. Вспомните последние покруты. Как вздохнули люди, олени не могли поднять муку. Долгов никаких не стало. Их врачи сильнее наших шаманов! Железные птицы у них! Я думаю, не надо слушать Майгунчу. У него оленей — как комаров в тайге. Надо объединяться. Ставь, Кинкэ, мою тамгу[17]!
— Мою рисуй…
— Я тоже хочу, — раздались голоса.
— Вот это дело! — повеселел Петров. — Кинкэ, записывай всех желающих, а потом мы все вместе выработаем наше общее решение.
— А ты, Тыпу, сиди, у тебя ни одного оленя нет. Может, бабу свою отдашь, — закричал Мада на маленького мужичка, прибившегося к Кондогирам от вымершего рода Санягиров.
— Мада, артель создается ради таких бедняков, как Тыпу, как ты. Разве тундра гремит от топота твоих оленей?! — взял слово молчавший Кинкэ, не переводя слова на русский язык. — Майгунча всю жизнь топчет бедняцкую правду. Кто пасет его оленей? Кто работает пастухами у Майгунчи, покажитесь. Что, у вас тоже столько же оленей, как у него?
— Сопляк! Старших решил учить? Когда это сопли мозгами назывались? — не выдержал Майгунча, сверкнув зло узкими щелками глаз. — Кондогиры веками не занимали ума у чужих, поэтому у нас и олени. Чужих не надо!
— Кто пасет оленей, тот и будет хозяином!
— Посмотрите на хозяина! Не твой ли отец Колокон приходил ко мне просить оленей?..
— Так больше не будет.
— Посмотрим… Запомните мои слова! — Майгунча отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
— Я не все сказал, — продолжал Кинкэ. — Нынче летом сюда по воде приедут русские рабочие. Они будут строить факторию. Будет магазин, построят школу… Будем учить детей грамоте. Это закон Советской власти. Осенью вы должны будете всех детей привезти из тайги.
— Зачем всех-то? — удивились люди.
