«Должно быть, в стоматологической клинике «ДЕНТА-ОПТИМА» сотрудникам хорошо платят, – отметила про себя я, сидя в машине, и невольно задумалась над своими предположениями. – Или тут присутствуют вложения со стороны Вероники? А кто она у нас, кстати? Я ведь еще не выяснила, где она работает. Да и работает ли вообще?!»
В это время, словно подтверждая мои мысли, Перетурин заметил:
– Дом-то видите какой? Элитный. Значит, деньги у Вячеслава были. Неужели он стал бы еще и воровать? К тому же так открыто, да еще и у своего непосредственного начальника? Поганить ложку, из которой он ест, фигурально выражаясь! Ну, даже если предположить, что он был кому-то должен! Он бы сам попросил у Россошанского или, на худой конец, у меня…
Я чуть кивнула, давая понять, что взяла это все на заметку.
– Да бросьте вы, Татьяна, думать об этой версии! – не успокаивался Перетурин. – Не стоит она того. Я уверен, что Вячеслав так не поступил бы!
– Кстати, Родион, а все-таки вы Вячеслава знаете хорошо. Я не знаю его вовсе. Расскажите о нем как о человеке, – попросила я. – Давайте остановимся вот здесь, – я указала на ближайший сквер, из которого хорошо был виден подъезд, в котором находилась квартира Колесникова.
Родион, пожав плечами, вышел из машины и молча двинулся в указанном направлении. Остановившись, мы купили по большому стакану кваса и пошли к тенистой аллейке. Расположившись на скамейке, я с наслаждением отхлебнула холодный напиток, и Перетурин начал с риторического вопроса:
– Вячеслав не идеален, конечно, но разве есть идеальные люди?
– Я все же относительно возможности… – вставила я, но Перетурин продолжал:
– Я понимаю, понимаю ход ваших мыслей. И все-таки… Вячеслав никогда бы так не поступил. Во-первых, он не кидал ни друзей, ни партнеров просто так, повинуясь какому-то внезапному импульсу. К тому же, вы поймите, у него на носу была свадьба! Стал бы он выкидывать какие-то фортели! Да к тому же, чтобы подставить Россошанского, человека, с которым он работал и от которого не собирался уходить! Да нет, все это смешно! Во-вторых, Вячеслав не был авантюристом. Никогда не был!
– А вы не в курсе, с кем Вячеслав общался помимо сослуживцев? Кому он мог быть должен?
Родион тяжело вздохнул.
– Понимаете, я не очень часто с ним встречался в последнее время. Единственное, что я могу сказать, – ни с каким криминалом он связываться бы не стал. Вы ведь думаете, что он был кому-то должен, а тот настолько крут, что не отдать ему было нельзя… Но зачем ему деньги? На свадьбу? Он и так в состоянии был справить приличную свадьбу. Подарки? Но Вероника не производит впечатление женщины, которой постоянно требуются бриллианты от «Картье» и новые личные «Мерседесы». Нет, все это очень странно. Кому он мог быть должен и почему?
Перетурин мелко закивал. Он нервничал, это было очень заметно. Сейчас он не мог объяснить случившееся. Версия о том, что Вячеслав по каким-то причинам сам мог оказаться виноватым в собственном исчезновении или даже смерти, не укладывалась в голове Родиона.
– Значит, «дом – работа» получается? – невесело усмехнулась я. – И за пределы этих двух мест жизнь Вячеслава Колесникова практически не распространялась?
Перетурин не ответил. Он просто не знал. А это означало, что мне придется самой докапываться до всего. И в этом не было ничего удивительного – это ведь моя работа, и выполнять ее мне чаще всего приходится в одиночестве. Редко выпадали такие дела, когда у меня появлялся помощник типа Родиона. Да и в этом случае главная забота и решающая версия были на моей ответственности. Случалось, правда, обращаться за помощью в милицию – к полковнику Кирьянову, к Мельникову или Гарику Папазяну. Но… И Перетурин, и Россошанский были против того, чтобы вмешивать в дело милицию. Мнение Россошанского в случае чего можно было и проигнорировать, но Перетурин был моим клиентом, и я должна была учитывать его пожелания. Да и помочь мне в милиции ничем не могли: никто к ним не обращался, и дела об исчезновении Вячеслава Колесникова даже не существует официально. Вот если… Вот если будет найден его труп, тогда деваться будет некуда: «Дело» заведут, не спрашивая на то согласия ни Перетурина, ни Россошанского, ни кого бы то ни было еще. Но трупа не было, и я все-таки от души надеялась, что и не будет.
