В центральной камере Мавзолея часовой читал роман Рекса Стаута, пронесенный кем-то из его предшественников и ставший как бы переходящим призом для долгого ночного дежурства.
Роман был интересным, толстяк Ниро Вульф проявлял чудеса сообразительности, его шустрый помощник с ног сбился…
Часовой все же поглядывал на сотрудников института — они проводили проверку трупа. Работа ответственная, но тоскливая и не очень приятная.
Когда они подняли прозрачную крышку саркофага, подземный зал наполнился неприятным лекарственным запахом, смешанным с запахом тления. Что, конечно, было лишь фантомом, ведь ничего органического в Ленине не осталось — сплошной пластик. Но никуда от тления не денешься. Такова наша жизнь…
Сотрудники были молчаливы. Один из них, черный, кавказской или еврейской национальности, проверял пальцы вождя. И в этом тоже не было ничего удивительного — часовой знал, что проверяют по очереди разные части тела.
Их было трое. Но часовой только одного знал в лицо — он уже сюда приезжал.
Они же все в белых халатах и матерчатых масках на пол-лица — боятся занести микробы.
Зазвонил телефон — внутренняя связь.
Спрашивал начальник караула. Обычный звонок. Нет ли происшествий?
— Происшествий нет, — ответил часовой. — Сотрудники Института специальных биологических технологий, согласно плану, проводят проверку тела.
— Погоди, погоди, — сказал начальник караула. — Разве сегодня от них должны приезжать? Они же на той неделе были?
— Да нет, приехали, — сказал часовой. — Вон тут, работают, проверяют.
— Дай-ка мне ихнего старшого, — велел начальник.
Часовой позвал старшого.
Старшой подошел.
— Внеплановая проверка рук, — сказал старшой. — Есть опасения, что под ногтями мог завестись грибок. Откуда? А мне-то зачем знать? Я снимаю образцы.
Господи, думал Леонид Саввич, глядя на зама по режиму, который говорил так легко и непринужденно, словно обсуждал на профсоюзном собрании проблему недоплаты членских взносов.
— Да вы позвоните к нам в институт, — сказал зам по режиму. — Телефон известен? Вот и звоните. Спросите Тихона Анатольевича. Это наш зам по режиму. Он подтвердит.
«Что вы делаете! — закричал было Леонид Саввич. — Это же ваш телефон!»
Но кричать было нельзя.
— Нормально, мы уже сворачиваемся, — сказал зам по режиму.
Он вернул трубку часовому и сердито сказал остальным:
— Да поворачивайтесь вы, поворачивайтесь! Товарищи недовольны!
Леонид Саввич не отрывал взгляда от часового, потому что тот не выпускал из руки трубку, слушал какие-то указания, кивал, и библиограф отлично понимал, что подозрительный начальник караула так и не успокоился.
Он хотел сообщить об этом заму по режиму, который подошел к незнакомому сотруднику, тому самому, который снимал с мумии Ленина отпечатки пальцев. Но зам по режиму не смотрел на Леонида Саввича.
А дальнейшее произошло так быстро, что Леонид Саввич не запомнил последовательности событий.
Для начала часовой ахнул и начал опускаться на пол.
За его спиной стоял доктор с пистолетом в руке, которым он и оглушил часового.
— Ах! — воскликнул Леонид Саввич. — Что вы делаете! Это безумие! Нас всех расстреляют!
Но тут же он потерял сознание, потому что зам по режиму, имевший опыт боевых действий в Афганистане и Анголе, ударил его по голове. Не очень сильно, в центр лысины, но достаточно, чтобы отключить сознание такого некрепкого человека, как библиограф.
Поэтому дальнейшие события происходили без участия Малкина.
Он не видел, как преступники, сбрасывая и сворачивая на ходу белые халаты, выбежали из Мавзолея.
Машины, похожей на институтский «рафик», перед задним входом в Мавзолей уже не было. Оказывается, она уехала, как только выгрузила сотрудников. Отсутствие машины сразу лишило участников налета возможности погоняться по Москве наперегонки с милицией, но это их не обескуражило.
Они спокойно разошлись в разные стороны, неся ненужные халаты в пластиковых пакетах, от которых нетрудно отделаться.
Сотрудника, который снимал отпечатки пальцев с Ильича, встретила у Царь-пушки эффектная крепкая дама, которой он незаметно передал трофеи.
Но оказалось, что эта предосторожность была излишней. Их никто не задержал, и они покинули Кремль раньше, чем были перекрыты все входы и выходы.
