Самое интересное, что Юрик ни о чем таком не подозревал. Он очень нежно относился к матери и считал, что она просто обожает детей. Так что новоприбывшему в семью младенцу, которого нарекли Афанасием, была предписана роль мироносца. Забегая вперед, скажу, что Афанасий с этой ролью не справился.
Так вот, Хлоя Петровна вяло выслушала восторженные вопли Светиных родителей, которые начали трезвонить через полчаса после Юрика, а потом у нее кончились силы и время сидеть дома. Пора было собираться на работу.
Надо сказать, что в то время Хлоя Петровна работала на полставки в Экспериментальном институте генетики. Конечно, не по инженерной своей специальности — теперь она разбиралась со всякой документацией и прочими бумажками. Чем точно занимаются в институте, Хлоя Петровна не знала, потому что все здесь было засекречено. В здание пускали только по специальному магнитному ключу, и охранник каждый раз бдительно вглядывался в лица сотрудников и посетителей.
Большую часть здания занимали секретные лаборатории, куда было трудно попасть даже штатным работникам. Только те, кто имел непосредственное отношение к работе в этих лабораториях, могли пройти внутрь. Как говорили, у них были еще какие-то магнитные ключи, которые и открывали загадочные двери.
Хлою Петровну эта таинственность мало занимала, она по природе своей была нелюбопытной. Тихонечко делала свою работу и старалась как можно раньше сбежать домой.
Однако в тот день, сделавший ее бабушкой, в институте творилось нечто настолько необычное, что привлекло внимание даже расстроенной Хлои Петровны. Все двери были широко распахнуты, и по зданию носились делегации, состоявшие из людей иностранного вида. С удивлением Хлоя Петровна обнаружила, что группа жестковолосых японцев выстроилась в очередь в лабораторию, и все, даже охрана, делали вид, что так и надо.
— Что случилось? — спросила Хлоя Петровна у охранника с более-менее знакомым лицом.
— Супер-пупер-открытие,— сказал охранник, показывая белую жвачку среди белых зубов.
— Это как?
— Ничего точно не знаю, но сенсация! Вон иностранщины сколько понаехало. Завидуют, черти...
Хлоя Петровна немножко поколебалась, а потом пошла в сторону лаборатории. Там ее остановил другой охранник.
— Вы, пардон, с какой делегацией?
— Я здесь работаю,— обиделась Хлоя Петровна.— Можно и запомнить за пять-то лет.
— Пропуск, пожалуйста.
Пропуска у Хлои Петровны не было, и она с окончательно испортившимся настроением пошла в канцелярию, к рабочему месту.
Там все сотрудники тоже имели какой-то праздничный вид, молодежь собралась возле стола Вали Флягиной и хихикала. Валя повернулась к вошедшей Хлое Петровне и весело спросила, как бы продолжая начатый ранее разговор:
— Вот вы, например, Хлоя Петровна, себе нравитесь?
— В каком смысле?
— Да в каком угодно. Нет? Да? Ну, не важно. Теперь у вас имеется реальный шанс себя переделать. И все благодаря нашему Оресту Пиладовичу!
— Гений, гений! — загалдели девчонки.
— Объясните мне наконец, что тут происходит! — взмолилась Хлоя Петровна и прямо в пальто села на стул.
Валя, девушка от природы добросердечная, принялась рассказывать, хотя по лицам остальных было заметно, что сама новость уже несколько приелась и гораздо заманчивее было бы ее пообсуждать.
Оказалось, что последние дни были историческими не только для семьи Хлои Петровны, но и для Экспериментального института генетики. Именно сейчас директор Орест Пиладович Воробьев завершил многолетние изыскания и рассекретил наконец свое открытие.
Это открытие в самом прямом смысле слова могло перевернуть жизнь человечества. Профессор Воробьев придумал нечто почти божественное и очень на верующий взгляд нахальное.
Три с половиной года в лабораториях института проводились странные опыты. В огромных клетках привозили скулящих собак и отчаянно орущих кошек, которые умолкали здесь навсегда. Впрочем, навсегда или нет, это вопрос. Потому что директор института генетики придумал некий эликсир, деливший живое существо на две части — душу и тело. Сначала профессор и приближенные к нему коллеги просто наблюдали за похождениями души вне тела, а потом Воробьеву пришла в голову потрясающая мысль, за которую лет шестьдесят назад один недобрый человек отдал бы миллионы немецких марок...
