Не обращая внимания на горящую от оплеухи щеку, Тайк успел разглядеть желание в глазах Сэйдж и услышать ее тихий восхищенный стон, раздавшийся, когда их губы встретились… Спустя час оба, обнаженные, лежали рядом, тяжело дыша. Весь остаток ночи они занимались любовью. Тайк провел ладонями по лицу, вспомнив, как всю ночь их тела вели друг с другом разговор. Но едва взошло солнце, в дверь постучалась реальность…
В этот момент в дверь ванной и в самом деле негромко постучала Сэйдж, прервав размышления Тайка. Он открыл ей и заглянул в ее яркие глаза – глаза Баллантайнов. В голове мелькнуло: «Она великолепна!» Тайк почувствовал, что снова возбуждается. Почти всю ночь они занимались любовью, как сумасшедшие, но ему хотелось еще.
Он напрягся, ожидая, что Сэйдж сейчас спросит его, когда они встретятся снова, одновременно понимая, что не может продолжать их связь – слишком много между ними секретов.
– Я должна как следует всыпать тебе за ту скульптуру, – заявила Сэйдж, – но у меня не осталось сил ни на что, кроме чашечки кофе. Плохо, что у тебя нет кофе, – я проверяла. Ты вообще живешь тут?
Она задала этот вопрос шутливым тоном, но Тайк не знал, как на него ответить. Интересно, как бы отреагировала Сэйдж, узнав, что он лишь время от времени использует эту квартиру в Челси, принадлежащую самому преданному его покупателю? Проще было встретиться с Сэйдж на Манхеттене, чем объяснять ей и всем остальным, что знаменитому Тайку Латимору хватает денег лишь на то, чтобы продолжать создавать свои огромные абстрактные скульптуры. Нужно покупать для них сталь, а также платить за коммунальные услуги и аренду склада в Бруклине, где он работает и заодно живет. И это – несмотря на то, что скульптуры и картины Тайка продаются каждая по цене, доходящей до пяти миллионов долларов.
Сэйдж, не дождавшись ответа, пожала плечами и заявила:
– Раз у тебя нет сил говорить, мне лучше уйти.
Тайк хотел возразить, но сдержался, понимая, что так будет лучше. Он лишь кивнул, подумав, что по большому счету между ними ничего не изменилось.
Сэйдж вернулась в спальню, надела лиловый бюстгальтер и натянула на свои стройные ноги модные джинсы. Тайк, не обращая внимания на свою наготу, прислонился плечом к дверному косяку, наблюдая за Сэйдж. Он знал, о чем она сейчас думает: «Как нам может быть настолько хорошо в постели, хотя совершенно не о чем разговаривать, едва мы выходим из спальни?»
Так было и прежде. После потрясающего секса каждый из них был словно сам по себе. Тайк привык к одиночеству и не мог делить свое внимание поровну между своим искусством и Сэйдж. Искусство всегда побеждало в этой битве. В то время, как и сейчас, Тайку нужно было продавать как можно больше своих произведений. Но главное, он понимал, что всегда необходимо держать эмоциональную дистанцию. Отношения с Сэйдж или кем-либо еще требовали больше, чем он мог дать. Его любовницы вечно возражали против потребности Тайка уединиться в своей студии, проводить там часы и дни, выходя, только чтобы поесть, принять душ и заняться сексом. Все его женщины требовали к себе внимания, добивались его любви. А Тайк большую часть дня стремился остаться один, довольствуясь общением со своими живописными полотнами и скульптурами из стали и дерева.
У него не очень-то хорошо получалось выстраивать личные отношения. Тайк израсходовал всю свою эмоциональную энергию, когда ухаживал за подверженной депрессиям матерью и заботился о младшей сестре. Он больше не хотел себя чувствовать так, словно стоишь на шатком плоту в бушующем море, а потому держал Сэйдж на расстоянии, не позволяя ей уйти, хотя понимал, что она заслуживает мужчину куда лучше, чем он сам.
Переломным моментом для их романа стала смерть приемного отца Сэйдж. Не желая быть связанным по рукам и ногам серьезными отношениями, Тайк использовал смерть Коннора Баллантайна как повод, чтобы еще больше отдалиться от Сэйдж. К его удивлению, она этому не препятствовала и не попыталась его вернуть.
Если бы Тайк тогда помог ей пережить смерть отца, был бы рядом, поддерживал Сэйдж, то их отношения неминуемо перешли бы от поверхностных к серьезным. Но Тайк был слишком напуган таким погружением в чувства и не желал рисковать.
