– Боже, Рыжик. У тебя есть разрешение для работы с этой штуковиной?
– Прости. Прости. – Она отключила станок и откинула с лица выбившийся из причёски локон. – Ты меня напугал.
– Я так и понял.
Она была бледной, светлые веснушки на носу выделялись, словно корица на креме. Но стоило посмотреть за её плечо на гадкие слова, как щёки Сары запылали.
Такер сразу отбросил версию, что это работа подростков-раздолбаев.
– В качестве общей концепции, думаю, вывеска над парадной дверью мне нравится чуть больше. Хотя в этой тоже определённо что-то есть.
Сара снова включила шлифовальный станок.
– Слушай, не хочу показаться грубой, – попыталась она перекричать шум, – но мне нужно избавиться от этого до открытия.
И повернувшись к Такеру спиной, атаковала букву «з», словно одержимая.
Поскольку неуместная попытка пошутить провалилась, он попробовал другой подход.
– Сара.
Ноль внимания.
Такер снова к ней прикоснулся, но Сара просто стряхнула его руку.
Вздохнув, он подошёл к розетке и выдернул вилку.
– Эй! – Сара прошествовала к нему и попыталась выхватить шнур. Впрочем, без особого результата, отчего только разозлилась. – Прости, что нарушила твой драгоценный сон, но это не даёт тебе право приходить сюда и…
– Сара! – Такер схватил её за плечи и слегка встряхнул. – С тобой всё в порядке?
– Конечно, нет. Ты идиот, и ты забрал мой шнур.
Похоже, язык по-прежнему работал прекрасно.
– Что сказали копы?
Сара открыла рот, потом закрыла.
Невероятно.
– Ты не позвонила Хоубейкеру?
– Не стоит.
– Для такой умной женщины ты невероятно глупа.
– Благодарю за лестное мнение. Непременно суну его в папку «Кто тебя спрашивал». Теперь верни шнур.
Такер обошёл её и кивнул на стенку:
– Это всё, что было написано?
– А тебе мало? Можешь сочинить целый роман на тему.
Сознавая, что Сара на взводе, он призвал себя к терпению.
– Я имею в виду, это единственная надпись, которую ты нашла?
– Да. – Оно вновь лихорадочно отбросила волосы. – У меня возникла эта же весёлая мысль, как только я начала шлифовать. Я проверила. Он… они ограничились одним художеством на задней стене.
– Где ты перво-наперво это увидишь.
– Или кто-то другой. Может, хотели поразить прохожих.
– Думаешь, я не понимаю, что это дело рук Линвиля?
– Я… – Сара сердито сверкнула глазами и вздохнула. – Нет.
– Нужно показать Хоубейкеру.
– И что он сделает? – Сара отошла, вернулась, всплеснула руками. – Где улики? Доказательства, что это именно Джонас? Он, может, и необразованный, но не идиот. И если только он не купил шесть баллончиков краски в местном магазине, заодно обсудив с продавцом свои намерения, сомневаюсь, что удастся повесить это на него. Уилл его даже не найдёт.
– Значит, просто всё скроешь?
– Имеешь в виду, поступлю, как тогда? – В её глазах плясали зелёные искры ярости. – Это не попытка изнасилования. Не мёртвое животное на крыльце, не разрушенная цветочная клумба. Просто мерзкое оскорбление от мерзкого человека. И заботиться о себе – не значит пытаться что-то скрыть. Я всего лишь хочу заниматься своим делом без сплетен за спиной, мол, что же эта девица такого натворила, раз её обласкали «грязной жалкой шлюхой»!
Такер понял, что Сару вот-вот захлестнёт паника, и потянулся за шлифовальным станком.
– Что ты делаешь?
– Я закончу.
– Не нужно. Не хочу, чтобы ты этим занимался.
– Ладно. – Одному из них нужно было оставаться разумным. Похоже, именно Такеру. – Тогда, может, ты захочешь пойти и переодеться, пока ещё больше себе не навредила.
– Что?
Сара посмотрела вниз. И замерла точно статуя, обнаружив на левой груди чёрное, похожее на смазку пятно.
Это стало последней каплей.
– Чёрт, – прошептал Такер, но справился с порывом бросить станок и удрать подальше.
Он обнял Сару за две секунды до того, как она разрыдалась.
Такер укачивал её, гадая, есть ли на земле хоть один мужчина, который не приходил бы в ужас от женских слёз. Они заставляли его чувствовать себя беспомощным. Он ненавидел это ощущение. Но куда больше ненавидел урода, причинившего Саре столько страданий.
– Это было правильное платье, – прохрипела она, скорее зло, чем грустно. – Идеальное. Теперь придётся надеть чёртовы розы, а это же такой намёк, прозрачней некуда!
