— Минутку, сэр, — остановил его Скелли. — Вы ведь сказали, что хотите лучшего, да? Ну так я вам подслащу. — С этими словами он наклонил голову и пустил в кружку струю мерзкой коричневой слюны. — Ну вот, сэр, — закончив, сказал он с той же дьявольской ухмылкой. — Можете сами выкушать, ну или, может, ворону свою угостите.
Грейтхаус уставился на кружку.
— Гм, — сказал он.
Его левая бровь, та, которую пересекал шрам от брошенной чашки, задергалась. Какое-то время он больше ничего не говорил. Твердолобый захихикал, а дама загоготала. Диппен Нэк схватил свой констебльский фонарь, черную дубинку и стал пытаться встать, но, так как у него не было третьей руки, достигнуть цели у него не получалось.
— Гм, — снова сказал Грейтхаус, рассматривая пену, пузырившуюся на поверхности налитой ему жидкости.
— Пейте же, — призвал его Скелли. — Бальзамчик что надо, правда, парни?
Надо отдать должное их здравому смыслу: никто ему не ответил.
Грейтхаус убрал руку от кружки. Он внимательно смотрел Скелли в глаза.
— Боюсь, сэр, у меня прошла жажда. Прошу прощения за наш нежданный визит, и позвольте мне лишь забрать мою монету, ведь я не успел отведать вашего… лучшего напитка.
— Нет уж, сэр! — Ухмылка исчезла с лица Скелли, как будто он получил пощечину. — Вы же купили выпивку! Значит, монета моя!
— Но вы можете вылить напиток обратно в бутылку — у меня в этом нет ни малейших сомнений. Уверен, вы часто так делаете, когда у посетителей уже нет сил допить свою порцию. Ну, я беру монету, и мы пошли.
Он потянулся к кассе, и Мэтью увидел, как у Скелли дернулось правое плечо. Мерзавец нащупал за стойкой топор.
— Хадсон! — крикнул Мэтью, и кровь застучала у него в висках.
Но руку здоровяка было не остановить. Грейтхаус и Скелли продолжали смотреть друг на друга в упор, каждый безмолвно испытывая силу воли противника: рука одного продолжала тянуться, а другого — готовилась оттяпать ее в запястье.
Грейтхаус неспешно запустил руку в кассу, и его пальцы коснулись меди.
Трудно точно описать то, что случилось дальше: свирепое действо разыгралось так быстро, что Мэтью показалось, будто все вокруг расплылось, как во сне, — будто одного только запаха бренди было достаточно, чтобы вызвать белую горячку.
Взлетел топор, крепко зажатый в руке у Скелли. Сверкнул на лезвии отсвет фонарей, и Мэтью уже был уверен, что завтра на урок фехтования Грейтхаус не придет. Топор достиг высшей точки и на секунду завис там. Скелли стиснул зубы и изготовился обрушить его, рубя плоть, сухожилия и кости.
Тут-то все и расплылось, ибо удар топором так и не был нанесен.
Со стороны двери раздался такой звук, будто там в своих оковах бьются приспешники Сатаны, и Мэтью, быстро повернув голову, успел увидеть, как Зед замахивается цепью с горящим фонарем, которую только что, подпрыгнув, сорвал с крюка в потолочной балке. Цепь просвистела над комнатой, обмоталась вокруг воздетой руки Скелли, а фонарь ударил его по корпусу посередине бороды с такой силой, что стеклянная колба разбилась вдребезги. Синему огоньку на куске воска явно предстоял пир из напластований нью-йоркской грязи и накапавшего за неделю яблочного бренди: ослепительно вспыхнув, огонь набросился на бороду Скелли, как бродячая собака на баранью отбивную. Перед лицом Скелли взметнулся легион искр, а Зед словно врос ногами в пол и одним мощным рывком цепи выдернул старого пройдоху из-за стойки бара, будто сома из реки, — с той лишь разницей, что у сома остались бы целыми усы.
Скелли приземлился вперед зубами, что, пожалуй, сделало его будущую улыбку только краше. Рот у него был полон крови, но топора он так и не выпустил. Зед, перебирая руками, стал подтягивать Скелли по полу к себе, спина невольника напряглась, и его сюртук с громким треском разошелся сзади надвое. Когда Скелли оказался у его ног, Зед наклонился, вырвал у него топор и с ловкостью мальчишки, швыряющего камешек, всадил это орудие в ближайшую стену.
«Видимо, некоторые люди рождаются тупицами», — подумал Мэтью. Иначе было не объяснить, отчего, несмотря на только что продемонстрированную ударную силу, двое портовиков наскочили на Грейтхауса сзади.
