- Всегда я во всем виноват, что бы я ни делал - все неправильно, - взвыл враз побледневший Сомерс, а затем, вспыхнув, прокричал уже громче, - тирания и угнетение, вот что это такое. Черт вас подери, вы еще увидите, на что я способен.
Он потянулся к кофель-нагелю в кофель-планке, но Моуэт успел схватить его за руку. В гробовой тишине Джек произнес:
- Мистер Пуллингс, выпроводите мистера Сомерса вон с палубы.
Немного позже Пуллингс вошел в каюту и достаточно неловко спросил, находится ли Сомерс под арестом.
- Нет, - ответил Джек, - я не собираюсь отправлять его под трибунал. Если он решит просить об этом, это его дело, но когда протрезвеет, то сам увидит, что ни один суд не оправдает его, вне зависимости от того, кем является его отец. Признает виновным, а, может, и того хуже. В любом случае, на моем корабле ему теперь точно никогда не стоять на вахте. Может списаться на берег или перевестись на другой корабль, как сам пожелает, но у меня ему больше не служить.
Поведение мистера Сомерса на протяжении девятнадцати дней оставалось предметом для обсуждения на "Ворчестере", даже когда стало понятно, что его ни повесят, ни запорют до смерти, как это с уверенностью предсказывали. Ужасающую сцену пересказывали снова и снова, комментировали и повсеместно осуждали. Её обсуждали даже после того, как фелюга с Мальты привезла трубы, тромбоны, флейты, гобои и фагот, и оратории начали принимать истинный размах; даже после того, как на "Ворчестере" закончилось вино, и матросы перешли на более крепкий и гораздо более популярный грог, с его привычными последствиями в виде намного более частых драк, неповиновения, глупых выходок, несчастных случаев, флотских преступлений и флотских наказаний.
Часть этого времени в кают-компании сохранялась чрезвычайно неприятная атмосфера. Придя в себя на следующий день после своей выходки, несчастный Сомерс чрезвычайно встревожился - написал Джеку униженное письмо с извинениями и просил Стивена походатайствовать за него, пообещав оставить службу, если "этому несчастному случаю" не дадут хода.
Затем, обнаружив, что не предстанет перед трибуналом, Сомерс начал обижаться: говорил своим невольным слушателям, что не потерпит подобного обращения, и его отец тоже не станет, что его семья контролирует семь голосов в Палате Общин, а еще два в Палате Лордов, и что никто не может безнаказанно его третировать. Некоторые его смутные угрозы, казалось, намекали на намерение просить у капитана Обри удовлетворения, вызвав его на дуэль, но слушателей было мало, как и уделяемого ими внимания, и даже его бывшие почитатели искренне обрадовались, когда Сомерс исчез, договорившись об обмене с мистером Роуэном с "Колосса", лейтенантом с тем же старшинством.
Его исчезновение страшно разочаровало тех матросов, что готовились дать свои показания на трибунале. Некоторые из них - старые соплаватели Джека, были совершенно готовы клясться, лоб расшибить о доску, пока их показания не поведут в правильном направлении: суд услышал бы яркое описание яростной атаки высокородного ублюдка на капитана с парочкой пистолетов, абордажным топором, обнаженной саблей, мачтовым клином, вкупе с всевозможными теплыми или патетическими выражениями, использованными сторонами, как Сомерсово ''Чтоб твоё брюхо сгнило, чертов мудило" и Джеково "Прошу, мистер Сомерс, думайте, что говорите".
Теперь, пока не будет готова оратория, все, что им оставалось, чтобы разорвать неизменную монотонность дней, это с нетерпением ждать приближающуюся постановку "Гамлета", хотя, конечно, спектакль, как говорили, был хорош, как медвежья травля в Хокли, с весьма впечатляющей концовкой под сияние бенгальских огней, сколько бы те не стоили.
Отряды добровольцев под командованием трюмного старшины глубоко-глубоко внизу доставали щебень из балласта "Ворчестера" (трудная и очень вонючая задача) для сцены с гробокопателями, а корабельный мясник уже отставил свои бочки в сторону, понимая, что какая бы трагедия не разыгрывалась на одном из кораблей Его Величества, потребуется впечатляющее количество крови.
