Меланхолично тыкая концами палочек в разбухшую собу, Фрэнк спросил:
— Слушай, а почему у вас на Новый год принято есть эту лапшу?
— Она символизирует долгую жизнь. В старину считали, если есть длинную собу, то жизнь тоже будет длинной.
Фрэнк зажал обе палочки в кулаке и, поддев ими лапшу, попытался донести ее до рта. Вначале у него не получалось — скользкая соба падала с палочек обратно в суп. Но после того как лапша разбухла, ее вполне можно было есть таким образом. Любой человек, посмотревший со стороны на то, как Фрэнк управляется с лапшой, вряд ли удержался бы от улыбки. Но мне было не до смеха.
— Интересно, откуда у древних японцев взялась такая уверенность, что если они будут есть собу, то это спасет их от смерти? — с серьезным видом спросил Фрэнк.
— Они не думали, что это спасет их от смерти, — сказал я.
Фрэнк взглянул на меня как на полного придурка. И я понял, что, с его точки зрения, противоречу сам себе.
Логика Фрэнка в принципе была мне понятна: долгая жизнь — это в некотором смысле постоянная отсрочка смерти. Но для японца «отсрочить смерть» и «жить долго» — это вовсе не одно и то же. И вряд ли хоть одному японцу могла прийти в голову мысль, что в один прекрасный день откуда-нибудь издалека в Японию приедет некто с одной-единственной целью — убивать японцев.
Фрэнк все так же меланхолично тыкал палочками в серый клубок раздувшейся и засохшей по краям собы.
Мы ехали в Цукиджи с тремя пересадками: с линии Ямано-тэ пересели на линию метро Маруноучи, а там вышли на Гинзе и пересели на линию Хибия. В переходе на Гинзе, как всегда, было не протолкнуться, и Фрэнку это явно не понравилось.
— Что, не любишь толпу? — спросил я.
— Я ее боюсь, — сказал Фрэнк. — И всегда боялся. Мне страшно, когда я вижу столько людей в одном месте. Но вариант с бегством на необитаемый остров мне не подходит: к сожалению, мое личное пространство необъятно.
В Цукиджи на улицах почти никого не было. Похоже, мы приехали слишком рано. Когда мы шли по эстакаде, Фрэнк вдруг остановился и, показав пальцем в сторону храма Хонгандзи, сказал:
— На мечеть похоже, правда?
Мы не спеша шли в сторону Катидоки-баси вдоль рыбного рынка. Свой вещмешок Фрэнк оставил в камере хранения на станции «Йойо-ги». Единственное, что он взял из мешка перед тем, как запереть его в ячейке, — это серый плащ. Обычный серый плащ, в английском стиле. Теперь Фрэнк набросил этот плащ поверх токсидо и стал совсем незаметным.
Дорога к мосту была довольно широкой, но почти не освещалась фонарями. Изредка на ней попадались маленькие забегаловки и что-то вроде пивных. Время от времени мимо нас на медленном ходу проезжала какая-нибудь машина, но, как говорится, оживленного транспортного движения здесь не наблюдалось. Я ни разу тут не был. Здешний район очень сильно отличался от центральных Сибуи и Синдзюку.
Рядом с дощатым магазинчиком «Все для рыбалки», со съехавшей набок крышей и поломанной вывеской, стоял блестящий стеклянный кубик свеженького комбини[39], а чуть дальше по улице, за чередой лавок, в которых испокон веков торговали сушеной рыбой, вразнобой торчали многоквартирные новостройки.
Но вот показался мост. Старый, весь из камня и железа, сделанный в виде невысокой арки.
— Как красиво, — пробормотал Фрэнк.
На левом берегу реки был небольшой городской парк с поэтичным названием «Террасы Сумидагавы». На входе в парк стоял фонтан, окруженный прямоугольным каменным парапетом. Неподходящее время суток или время года было тому причиной, но фонтан не работал. До колокола оставалось еще довольно много времени, поэтому мы с Фрэнком отправились в парк и сели на скамейку. Со скамейки отлично просматривался весь мост. Я подумал, что, если бы Джун следила за нами отсюда, — это было бы просто здорово. На мосту через каждые несколько метров висели огромные железные фонари. Желтый свет их огней подрагивал на поверхности темной воды.
В этих фонарях мне чудилось что-то очень доброе и милое, видимо, за эту ночь я пресытился флуоресцентным освещением. У самой реки, неподалеку от нас, несколько мужчин, судя по виду рабочих из провинции, приехавших на заработки в столицу, сидели кружком и выпивали. Вначале они развели костер, но тут же к ним подошли двое полицейских и потребовали костер потушить. Мужички не стали спорить и, оставшись без огня, грелись алкоголем. В ночное небо то и дело взлетали стайки голубей. На самой середине реки на воде покачивалось белое пятно, и я решил, что это, наверное, чайка.
