И все же он был в силах исправить зло, которое нес людям. Ведь даже сейчас он карабкался вверх по холмам именно с этой целью. Многие слышали о нем, хотя имя, которое называли люди, состояло только из одной буквы — X.
Хейделю показалось, что день посветлел, несмотря на то, что он знал: близится вечер. Пытаясь понять, в чем тут причина, он заметил, что деревья стали меньше, а просветы между листьями увеличились. Теперь его дорога была залита солнцем, кое-где даже появились цветы — красные и багряные, в золотом и бледно-желтом ореоле, они свисали с тонких лиан, которые раскачивал легкий ветерок. Тропинка начала подниматься в горы, но трава, раньше доходившая ему до щиколоток, теперь была не такой высокой, а мелкие животные почти исчезли.
Примерно через полчаса видимость существенно улучшилась. Впереди лежала широкая тропа. Когда Хейдель прошел около ста метров, впервые за все время путешествия листва раздалась в стороны, и его глазам предстал огромный бледно-зеленый бассейн неба. Уже через десять минут Хейдель шел по открытой местности — обернувшись, он увидел волнующееся зеленое море листвы, оставшееся позади. В четверти мили высилась вершина холма, на который, как Хейдель только сейчас сообразил, он и поднимался. Над холмом повисли маленькие нефритовые облака. Избегая крутых подъемов, Хейдель постепенно приближался к вершине.
Добравшись до нее, он разглядел последний участок своего долгого пути. Нужно было спуститься на несколько десятков метров, а потом ему предстояла примерно часовая прогулка по долине, в конце которой ждало трудное восхождение на довольно высокий холм. Он отдохнул, немного поел, запил свою скромную трапезу водой и снова пустился в дорогу.
Переход по равнине прошел довольно спокойно, однако ему пришлось вырезать себе посох, прежде чем он начал подниматься в горы.
Пока Хейдель шел по склону, похолодало, солнце стало быстро опускаться к горизонту. Пройдя половину пути, он стал задыхаться, а мышцы у него начали болеть от накопившейся за последние дни усталости. Теперь он мог оглянуться назад, на пройденный путь — верхушки деревьев напоминали огромную равнину под темнеющим небом, в котором кружило несколько птиц.
По мере приближения к вершине Хейдель останавливался гораздо чаще, чтобы передохнуть, и через некоторое время заметил первую вечернюю звезду.
Он заставил себя идти вперед до тех пор, пока не оказался на широкой площадке наверху длинной серой скалистой гряды; к этому времени уже спустилась ночь. На Кличе не было лун, но великолепные звезды сверкали в ночи, словно факелы, а за ними бесчисленные мелкие звездочки вскипали и пенились до самого горизонта. Ночное небо было синим и светлым.
Хейдель прошел оставшееся расстояние, следя глазами за тропинкой — повсюду свет, свет, свет и много темных пятен, которые могли быть только домами, высокими зданиями или просто машинами. Еще два часа, прикинул Хейдель, и он пройдет по этим улицам, мимо жителей мирного Италбара, остановится в какой-нибудь симпатичной гостинице, чтобы поесть, немного выпить и с кем-нибудь поговорить.
Потом, вспомнив о тропе, по которой он пришел сюда, Хейдель фон Хаймек отвел от города взгляд, — он знал, что пока еще не может войти в город. Однако видение Италбара, представшего перед ним в безудержном сиянии звезд, останется с ним до последних дней его жизни.
Отойдя в сторону от тропы, Хейдель нашел ровное место, где можно было удобно разложить спальный мешок. Заставил себя как следует поесть и выпить побольше воды, чтобы подготовиться к тому, что впереди.
Причесал волосы и бороду, облегчился, разделся, закопал снятую одежду и забрался в спальный мешок. Растянулся во всю свою почти шестифутовую длину, сложил руки вдоль тела, сжал зубы, последний раз взглянул на звезды и закрыл глаза.
Через некоторое время его лицо разгладилось и крепко сцепленные зубы слегка разжались. Голова склонилась к левому плечу. Дыхание замедлилось, стало более глубоким, а потом словно совсем остановилось; только значительное время спустя Хейдель снова начал дышать — очень, очень медленно.
