Все еще посмеиваясь, Люк протянул свою кружку за новой порцией. Я стоял как вкопанный. Заклинание, при помощи которого я разделался с Брандашмыгом, определенным образом повлияло и на мое мышление. На короткий миг мне показалось, что картина проясняется. Может, причина в том, что я посмотрел на образ Логруса?..
И я вызвал его снова.
Символ застыл передо мной. Мне показалось, что мои мозги начал продувать холодный ветер. Плавающие осколки памяти сбивались в кучу, собирались в единое целое и скреплялись пониманием. Конечно…
Бормотание стало громче. Я увидел скользящую между деревьев тень Бармаглота: глаза его сверкали, как посадочные огни, все тело щетинилось острыми приспособлениями для кусания и царапанья…
И это не имело никакого значения. Ибо я понял, что происходит, кто является всему причиной и почему.
Я согнулся и наклонился вперед, так, что костяшки пальцев царапнули по правому сапогу.
— Люк, — сказал я. — У нас проблема.
Он отвернулся от бара и посмотрел на меня:
— В чем дело?
Те, в чьих жилах течет кровь Амбера, обладают огромной силой. Мы также умеем хорошо держать удар. В нашем кругу такие вещи друг друга уравновешивают. Следовательно, подобные проблемы надо решать исключительно точно — или не решать вообще.
Я нанес Люку удар кулаком от самого пола, угодил ему в челюсть, от чего он подлетел вверх, раскинул руки, перевернул столик и доехал до самого конца стойки бара, остановившись у ног джентльмена викторианского вида, который уронил кисть и поспешно отошел в сторону. Я схватил кружку и вылил ее содержимое на правый кулак, который ныл так, словно я молотил им по скале. В то же мгновение свет потускнел, и наступило полное молчание.
Тогда я с треском поставил кружку на стойку бара. Все заведение выбрало этот момент, чтобы содрогнуться, словно от землетрясения. Бутылки полетели с полок, лампа закачалась, бормотание стало тише. Я взглянул налево и увидел, как причудливая тень Бармаглота скрылась в густом лесу. Раскрашенная часть перспективы вытянулась в сторону нормального мира и продолжала двигаться в этом направлении, замораживая целый угол в плоской неподвижности. По шелесту крыльев я определил, что Бармаглот уходит влево, пытаясь отойти от двухмерного пространства. Труляля, Траляля, Додо и Лягушонок принялись укладывать свои инструменты.
Я кинулся к распростертому на полу телу Люка. Гусеница разбирала кальян; я увидел, что ее гриб наклонился под странным углом. Белый Кролик ускакал к дырке в заднике, и было слышно, как Шалтай бормочет ругательства, раскачиваясь на высоком стуле, на который ему наконец удалось взобраться.
Оказавшись рядом с джентльменом с палитрой, я приветливо ему улыбнулся:
— Простите, что побеспокоил, но поверьте мне, это к лучшему.
Я поднял бесчувственное тело Люка и перебросил его через плечо. Мимо пролетела целая стая игральных карт. Я поспешно удалился с их пути.
— Подумать только! Вот кто спугнул Бармаглота! — воскликнул художник, глядя мимо меня.
— Кто спугнул? — спросил я, не уверенный до конца в том, что мне хочется услышать ответ.
— Вот, — сказал он, показывая на вход в бар.
Я попятился. Для того чтобы убедиться в правильности решения Бармаглота, мне хватило одного взгляда.
В бар вошел Огненный Ангел красно-коричневого цвета ростом в двенадцать футов. Крылья походили на расписанные витражи, а сам он напоминал о смерти и о богомоле с остроконечным воротником и лапками с торчащими во все мыслимые стороны шипами. Один шип зацепился за вращающуюся дверь и сорвал ее с петель.
Это был зверь Хаоса — редкий, опасный и очень умный. Я уже много лет не видел такого и сейчас не имел ни малейшего желания им любоваться. Тем более если учесть, что зверь появился из-за меня. Я даже сгоряча пожалел, что потратил вызывающее сердечный приступ заклинание на обыкновенного Брандашмыга, но вовремя вспомнил, что у Огненных Ангелов три сердца.
Огненный Ангел заметил меня, издал короткий охотничий клич и двинулся вперед.
— Жаль, что не удается с вами поговорить, — сказал я художнику. — Мне очень нравится ваша работа. К сожалению…
— Я понимаю.
