Но вот мир распался, и Рендер аккуратно собрал осколки.
Воцарилась абсолютная темнота, которую он поддерживал, не позволяя проникать в нее ни единой эмоции, оставив лишь чувство движения вперед.
Постепенно проступил слабый, рассеянный свет. Они вновь сидели в спиннере, окна были вновь затенены, и воздух, который они вдыхали, казался напоенным душистым бальзамом.
— Господи, — выдохнула Эйлин, — сколько всего в мире! Неужели я и вправду все это видела?
— Я не собирался делать это сегодня, но вам удалось меня переубедить. Мне показалось, что вы готовы.
— Да, — сказала Эйлин, и тут окна снова стали прозрачными. Она быстро обернулась.
— Города уже нет, — объяснил Рендер. — Я хотел, чтобы вы только чуть заглянули.
Теперь за окном было темно; спиннер медленно ехал по высокому мосту. Внизу лежали фабричные кварталы, иногда то тут, то там мелькал яркий, похожий на маленький дремлющий вулкан огонек плавильни, оранжевые искры снопами взлетали высоко в небо, которое было усыпано звездами: они мерцали в мерно дышащей темной глубине под мостом, будто светящаяся татуировка, испещрившая небосвод. Наклонные опоры моста неторопливо шагали сквозь ночь.
— Ты сделал это, — сказала Эйлин. — Спасибо.
— Но что ты на самом деле? — спросила она после небольшой паузы.
Это был именно тот вопрос, которого ждал от нее Рендер.
— Я — это я, — засмеялся он.
И они продолжали свой путь через темные опустевшие окраины города, пока не добрались до клуба и не въехали под большой купол.
Когда они вошли, Рендер тщательно проверил все чувства Эйлин, готовый в одно мгновение стереть окружающее при малейшем сигнале тревоги. Однако интуиция подсказывала ему, что все будет в порядке.
На этот раз в клубе, так решил Рендер, не должно было быть слишком людно. Их провели к столику у бара, тому самому, в небольшой нише, где стояли рыцарские доспехи, и, устроившись, они заказали то же, что и в тот, первый вечер.
— Нет, — сказал Рендер, взглянув вниз, — их место там.
Доспехи вновь заняли положенное место, а на Рендере снова появился его серый костюм и черный галстук с серебряной булавкой в виде веточки.
Оба рассмеялись.
— Вся эта железная мишура мне не идет, так что, пожалуйста, не надо представлять меня в ней.
— Прошу прощения, — улыбнулась Эйлин. — Сама не понимаю, как это у меня вышло и зачем.
— Зато я понимаю и отклоняю свою кандидатуру. Хочу предупредить еще раз: ты не должна ни на минуту забывать, что все это — иллюзия. Я стараюсь использовать ситуацию максимально. Хотя большинство пациентов в процессе сеанса принимают все за реальность, и это влечет за собой либо травму, либо возникновение еще более мощного потока образов. Но поскольку ты представляешь масштабы игры, то вольно или невольно контролируешь ситуацию, в отличие от тех, с кем я обычно имею дело. Пожалуйста, будь осторожна.
— Извини. Я нечаянно.
— Понимаю. А вот и наш съеденный ужин.
— Уф! Страшно подумать! Неужели мы могли столько съесть?
— Могли, — усмехнулся Рендер. — Вот это нож, это вилка, это ложка. Это ростбиф, это пюре, вот горошек, а вот масло…
— Боже правый! Нет, мне решительно не по себе.
— …салаты и приправы. А это — озерная форель, объеденье! Картофель-фри. В бутылке — вино. Хм, посмотрим… «Романи-Конти», что ж, все равно не мне платить, ну и наконец — бутылка «Айкема»… Эй!
Стены зашатались. Столик, ресторан были мгновенно уничтожены. Оба снова стояли на лесной прогалине. Сквозь прозрачную ткань, разделяющую миры, Рендер следил за рукой, которая двигалась вдоль пульта. Одна кнопка, другая, третья. Мир снова стал осязаемым, вещным. Пустой столик теперь стоял на берегу озера, снова была ночь и лето, и скатерть ослепительно белела в свете огромной полной луны.
— Какой же я дурак, — сказал Рендер. — Просто ужасный болван. Надо было действовать постепенно.
Реальный вид пищи, вызывающей вкусовые ощущения, может вызвать сильный стресс у человека, увидевшего ее впервые. Так увлечься Ваянием, что позабыть про пациента, — хорош, нечего сказать! Приношу свои извинения.
— Ничего, со мной все в порядке. Правда. Он приказал подуть свежему ветру.
