Наконец он тоже опустил морду и откусил от добычи. Мясо было теплое, жесткое и пахло дичью. Глядя на него, собака отступила, глухо рыча. Он был не очень голоден, поэтому тут же бросил кролика и отошел. Собака вновь склонилась над тушкой.
После этого они несколько часов охотились вместе. И каждый раз он опережал гончую в поимке добычи и каждый раз оставлял добычу ей.
Всего им удалось поймать семь кроликов. Последних двух они не тронули. Собака села, внимательно на него глядя.
— Хорошая собака, — сказал он. Она завиляла хвостом.
— Плохая собака, — сказал он. Хвост замер.
— Очень плохая собака.
Она опустила голову, потом виновато взглянула на него. Он развернулся и пошел прочь. Собака последовала за ним, поджав хвост.
Остановившись, оглянулся. Собака еще больше поджала хвост и съежилась.
Тогда он пролаял пять раз и завыл. Собака приободрилась, хвост выпрямился. Она подошла к нему и снова его обнюхала.
Он издал звук, похожий на смех.
— Хорошая собака.
Хвост заходил из стороны в сторону. Он снова рассмеялся.
— И-ди-от. Ми-кро-це-фал, — сказал он. Хвост продолжал вилять. Он засмеялся.
— Хорошая собака, хорошая собака, хорошая собака, хорошая собака, хорошая собака.
Она стала бегать вокруг него маленькими кругами, потом опустила голову, прижав ее к земле между передними лапами, и взглянула на него.
Он оскалил клыки и заворчал. Потом прыгнул на нее и укусил в плечо.
Она отбежала, заскулив.
— Дурак! — прорычал он. — Дурак, дурак, дурак, дурак, дурак!
Ответа не было.
Он зарычал снова — так не рычит больше ни один зверь на свете.
Потом вернулся к машине, носом открыл дверцу и запрыгнул внутрь. Нагнувшись, он нажал на кнопку, и мотор завелся. Дверца медленно опустилась.
Лапой он набрал нужные координаты. Машина вырулила из-под дерева, выехала по узкой дороге на шоссе. Потом, доехав до хайвея, смешалась с потоком других машин.
А в это время где-то шел человек.
Утро было холодное, и он мог бы надеть пальто потеплее, но ему нравилось старое, с меховым воротником.
Засунув руки в карманы, он шел вдоль ограждения. По другую сторону, рыча, проносились машины.
Человек не замечал их.
Он мог быть в это время в тысяче других мест, и все же выбрал именно это. Он предпочел путь пешком в то холодное утро. Он предпочел не замечать ничего и просто шел.
Машины мчались мимо, а он шел, медленно, но верно двигаясь вперед. Навстречу ему не попался ни один пешеход.
Дул ветер, и он поднял воротник, но все равно было зябко. Он шел, и утро хлестало его по лицу и дергало за полы его одежды. День раскрывал перед ним свою бесконечную анфиладу, и он шел, никем не учтенный и не замеченный.
Канун Рождества.
…Противоположность Новому году.
Это время, когда семьи собираются вместе, и большие рождественские поленья трещат в каминах; время подарков, время особых кушаний и особых напитков. Это время больше принадлежит личности, чем обществу. Это время, чтобы обратиться к себе и к семье, оставив в стороне общественные проблемы; это время морозных узоров на окнах, ангелов в украшенных звездами одеяниях, пылающих каминов, пойманных жар-птиц, толстых Санта-Клаусов, надевающих две пары брюк (ведь малыши, которых они усаживают к себе на колени, могут и описаться в благоговейном трепете); это время, когда ярко горят окна соборов, время метелей, рождественских гимнов, колоколов, сценок с волхвами у яслей, поздравлений от тех, кто не с нами (даже если они живут поблизости), время радиопостановок по Диккенсу, время ветвей падуба, свечей и неувядающей зелени, сугробов, разряженных елок, сосен, Библии и Доброй Старой Англии, время, когда поют «Что за дитя?» и «Городок Вифлеем»; время рождения и надежды, света и тьмы; время сиюминутное и грядущее, чувство перед свершением, свершение до срока, время красного и зеленого, смена того, кто стоит на страже, время традиций, одиночества, симпатий, антипатий, сентиментальности, песен, веры, надежды, милосердия, любви, желаний, стремлений, страха, свершений, исполнения желаний, веры, надежды, смерти; время собирать каменья и время разбрасывать каменья, время объятий, находок, потерь, смеха, танцев, сна под утро, усталости, молчания, разговоров, смерти и вновь молчания. Это время разрушать и время строить, время сеять и время пожинать посеянное…
