Между нами с тобою —
слова,
как известки раствор,
что сцепляет, разделяя,
всех нас воедино.
Их сказать,
тень отбросить от них на страницу
(это — переплетение общих страстей,
узнаванье друг в друге себя,
неотличности нашей под кожей) —
возвести из возможности чистой
собор, чтобы стилосом шпиля
метил он бесконечность.
Когда завтра придет, оно будет сегодня,
и ежели не капля,
значит, вечность
блеснет порой на кончике пера,
когда чернила наших голосов
вокруг теснятся ночью неизбывной
и метит лишь раствор границы наших клеток.
— Что это за бред? — спрашивает Князь Юскиф Рыжий, который во главе двадцати своих воинов направляется опустошать приграничные земли своего соседа, Дилвита из Лильяменти.
Его спутники нагибаются пониже, чтобы разобрать в тумане выбитые на валуне слова.
— Княже, я слышал о подобных штуках, — замечает его помощник. — Это дело рук поэта Врамина, он чаще всего именно так и публикуется: бросает свои стихи на ближайший мир, и там они отпечатываются на самом твердом оказавшемся под рукой материале. Он похваляется, что писывал притчи, оды и поэмы на камнях, листьях, даже, как это, на лоне вод.
— Вон оно что! Ну ладно, а какой в этом смысл-то? Может, это доброе предзнаменование?
— Да нет в нем никакого смысла, Князь, ведь все знают, что безумен Врамин, как голинд в пору течки.
— Ну ладно, раз он писал на этом камне, пописаем на него и мы.
— Ха-ха!
— Отец? — говорит тень черной лошади на стене замка.
— Да, Тифон.
— Отец!
И раздается звук, от которого могут лопнуть барабанные перепонки.
— Анубис сказал, что ты погиб!
— Он солгал. Озирис, должно быть, поднял Молот со словами, что спасает Вселенную, поскольку я терплю поражение?
— Да, так оно и было, — говорит Принц.
— Но я не терпел поражение, я одерживал победу. И уничтожить он хотел меня, а не Безымянное.
— Как ты выжил?
— Чистый рефлекс. В тот самый миг, когда обрушился удар, я нырнул в фугу. Часть удара все-таки настигла меня, и Анубис, наткнувшись на мое бесчувственное тело, умыкнул меня в свой дом. Амуницию мою он разбросал по всем Срединным Мирам и принялся тренировать меня как свое оружие.
— Убить Тота?
— Такое задание он мне дал.
— Тогда он мертв! — восклицает Тифон и, охваченный пламенем, встает на дыбы.
— Уймись, братец, — говорит Принц. — Он же не преуспел, а нам от него еще может быть польза…
Но уже поблекла тень черной лошади, и Принц опускает голову.
Он смотрит на Сета.
— Может, догоним и остановим его?
— Зачем? Итак Анубис прожил на тысячу лет дольше, чем следовало. Пусть теперь сам побережется. И к тому же как? Даже нам не остановить Тифона, когда нисходит на него безумие.
— Да, правда, — говорит Принц и, повернувшись, обращается к Врамину: — Если ты хочешь еще послужить мне, мой прежний Ангел Седьмого Поста, ступай в Дом Мертвых. Там скоро потребуется кто-нибудь сведущий в управлении его аппаратурой.
— Тифон же был Повелителем Дома Огня, — говорит Врамин.
— Да, но боюсь, он не задержится, отмстив, в Доме Мертвых. Насколько я знаю своего брата, он отправится на поиски хозяина Молота. Озирису не позавидуешь.
— Тогда я отправляюсь в Дом Мертвых. Не хочешь ли последовать за мной, Мадрак?
— Если у Принца нет на меня других планов.
— Нет, никаких. Ты свободен.
— Господин, — говорит Врамин, — очень мило с твоей стороны вновь довериться мне, зная, какую роль играл я в Войнах Постов…
— Те дни минули, и мы уже не те — разве не так?
— Надеюсь и — спасибо.
Принц складывает руки на груди и склоняет голову. Врамин и Мадрак исчезают.
— Как, — говорит Стальной Генерал, — могу я помочь тебе?
— Мы вновь отправляемся на битву с Безымянным, — говорит Принц Который Был Тысячью. — Не хочешь ли ты быть у нас в резерве?
— Охотно. Позволь мне позвать Бронзу.
— Давай.
Ветры Марачека крутят пыль. Мерцает, прокладывая себе путь в новый день, солнце.
