А затем — тишина.
Я вижу все это так же ясно, как в тот давний день…
Он вышел на арену, и общий крик сотряс голубой свод небес на столпах из белого мрамора.
— Да здравствует мехадор! Да здравствует поджигатель!
Я помню его лицо — смуглое, печальное, мудрое…
Длинная нижняя челюсть, длинный нос, смех — как грохот бури, движения — музыка терамина и барабана. Шелковый, плотно облегающий комбинезон в золотых нитях и узорах из черного галуна. Куртка расшита стеклярусом, а на груди, плечах и спине сверкающие чешуйчатые щитки.
Его губы изогнулись в улыбке человека, снискавшего много славы и могущего прославиться еще больше.
Он обошел арену, не заслоняя глаза от солнца. Он был превыше солнца. Он был Маноло Стилетте Дос Муэртос — Две Смерти, самый знаменитый мехадор, каких только видел мир. Черные сапоги на ногах, поршни в бедрах, пальцы, потягающиеся точностью с микрометрами, ореол черных кудрей вокруг головы и ангел смерти в правой руке.
Он остановился в центре закапанного смазкой круга истины и взмахнул рукой. Снова раздался крик:
— Маноло! Маноло! Дос Муэртос! Дос Муэртос!
После двухлетнего отсутствия он выбрал этот день, годовщину своей смерти и ухода на покой, чтобы вновь вернуться на арену — потому что в его жилах с кровью струились бензин и метиловый спирт, а его сердце было сверкающим полировкой насосом, полным желания и отваги. Он дважды умирал на арене, и дважды врачи воскрешали его. После второй смерти он ушел на покой, и кое-кто утверждал, что он познал страх. Но это не могло быть правдой.
Он помахал толпе, и опять над ареной прокатилось его имя. Снова рявкнули клаксоны — три раза. Потом — тишина, и пожарник в красно-желтом комбинезоне принес ему плащ и снял с него куртку. Дос Муэртос взмахнул плащом, и подкладка из фольги заблистала на солнце.
Затем раздались последние сигнальные ноты. Створки больших ворот поднялись вверх, ушли в стену.
Он перебросил плащ через руку и повернулся к воротам.
Над ними вспыхнула красная лампочка, и из тьмы донесся звук заработавшего мотора.
Красный свет сменился желтым, затем зеленым — и послышался звук включенной передачи.
На арену медленно выкатился автомобиль, остановился, проехал вперед, снова остановился.
Красный «понтиак» со снятым капотом. Мотор — точно клубок змей, свернувшихся, спаривающихся за мерцающим кругом невидимого вентилятора. Лопасти его антенны вращались, вращались… а затем нацелились на Маноло и его плащ.
Первым противником он выбрал тяжелый автомобиль, медлительный на поворотах, чтобы дать себе время размяться.
Барабаны в мозгу «понтиака», никогда еще не фиксировавшие человека, быстро вращались.
Затем включилось то, что у него соответствовало сознанию, и он ринулся вперед. Маноло взмахнул плащом и ударил ногой в крыло, когда «понтиак» проносился мимо, рыча мотором.
Ворота огромного гаража закрылись.
Машина пересекла арену и остановилась у ограждения.
Зрители разразились насмешками, презрительными выкриками, свистом.
Но «понтиак» стоял как вкопанный.
Два пожарника с ведрами появились за ограждением и плеснули жидкой глиной на ветровое стекло.
Тогда машина взревела, погналась за пожарником, ударилась об ограждение. Потом внезапно повернулась, обнаружила Маноло и ринулась в атаку.
Плащ преобразил его в статую в серебряной юбке. Толпа взвыла от восторга.
Машина повернула и вновь перешла в нападение, а я подивился искусству Маноло — казалось, его пуговицы царапнули вишневую эмаль дверцы.
«Понтиак» остановился, завращал колесами и описал круг по арене.
Толпа завопила, когда он проехал мимо Маноло и начал второй круг.
И вдруг остановился шагах в двадцати от него. Маноло повернулся к машине спиной и помахал толпе.
Вновь восторженные вопли.
Он сделал знак кому-то за ограждением. Появился пожарник и подал ему на бархатной подушке хромированный гаечный ключ.
Маноло обернулся к машине и широким шагом направился к ней.
Она стояла, подрагивая, и он сбил пробку радиатора.
В воздух взметнулась струя воды и пара. Толпа взревела. Тогда Маноло нанес удар по радиатору и обрушил гаечный ключ на крылья. Потом повернулся к «понтиаку» спиной и остановился. Но чуть услышал, как включилась скорость, еще раз повернулся к машине, ловко отступил, пропуская ее мимо себя, и успел нанести два удара по кузову.
