Хортон лежал у костра, завернувшись в спальный мешок. Никодимус шатался туда-сюда, подбрасывая дрова в огонь, и его черный металлический панцирь посверкивал в отблесках пламени красными и голубыми искорками. Вверху ярко сияли незнакомые звезды, а где-то у родника какая-то тварь горько жаловалась на жизнь.
Он устроился поудобнее, ощущая, как к нему подползает сон. Закрыл глаза, но не слишком крепко, и стал спокойно ждать минуты, когда сон подползет вплотную.
Картер Хортон, — раздался в мозгу зов Корабля.
Слушаю, — откликнулся Хортон.
Я ощущаю присутствие разума, — сообщил Корабль.
Плотояд? — осведомился Никодимус, присевший у огня.
Нет, не Плотояд. Мы узнали бы Плотояда, поскольку встречались с ним ранее. Его мыслительная система не являет собой ничего исключительного и не слишком разнится с нашей. Это присутствие разнится. Оно сильнее, проницательнее, острее, оно очень отлично, но смазанно и неотчетливо. Словно этот разум старается укрыться и не привлекать к себе внимания.
Близко? — осведомился Хортон.
Близко. Рядом с местом, где находитесь вы.
Тут никого нет, — заверил Хортон. — Поселение покинуто. Мы никого не видели за целый день.
Если оно в укрытии, вы и не могли его видеть. Будьте настороже.
А может, это пруд? — предположил Хортон. — Может, кто-то живет в пруду? Плотояд предполагает, что живет. И пожирает мясо, которое он взял себе в привычку туда швырять.
Может быть, — согласился Корабль. — Кажется, Плотояд говорил, что в пруду не вода, а что-то больше похожее на суп. Вы не подходили близко к пруду?
Он воняет, — ответил Хортон. — К нему не подойдешь.
Мы не можем засечь этот разум прицельно, — продолжал Корабль, — знаем только, что он где-то в вашем районе. Не слишком далеко от вас. Возможно, в укрытии. Избегайте риска. Оружие у вас при себе?
Разумеется, при себе, — заверил Никодимус.
Это правильно, — одобрил Корабль. — Не теряйте бдительности.
Хорошо, — ответил Хортон. — Спокойной ночи, Корабль.
Минуточку, — произнес Корабль. — Еще один вопрос. Когда вы читали книгу, мы старались следовать за вами, но не сумели разобрать все до слова. Этот Шекспир — не древний драматург, а друг Плотояда, — что вы думаете о нем?
Человек, — ответил Хортон. — Вне всякого сомнения, человек. По крайней мере, череп у него человеческий и почерк неподдельно человеческий. Но в нем жило безумие. Возможно, вызванное злокачественной опухолью, по всей вероятности, раком мозга. Он пишет об ингибиторе, видимо, антираковом, о том, что препарат кончается и как только кончится, ему суждена смерть в страшных мучениях. Потому он обманом вынудил Плотояда пойти на убийство, потешаясь над дикарем при этом.
Потешаясь?
Он потешался над Плотоядом беспрерывно. И давал тому понять, что потешается. Плотояд часто говорит об этом, так как был глубоко уязвлен и обида запала в память. Поначалу мне подумалось, что этот самый Шекспир был просто паршивец с комплексом неполноценности, желающий во что бы то ни стало, не подвергая себя опасности, потешить свое дурное самолюбие. А можно ли придумать для этого лучший способ, чем втайне издеваться над другими, поддерживая в себе иллюзию мнимого превосходства над ними? Так я, повторяю, предполагал поначалу. Теперь я думаю, что этот Шекспир просто помешался. Он подозревал Плотояда, внушал себе, что тот намерен его убить. И в конце концов убедил себя, что Плотояд рано или поздно с ним расправится.
А сам Плотояд? Что вы думаете о нем?
Он нормален, — ответил Хортон. — Большого зла не причинит.
Никодимус, а ты что думаешь?
Согласен с Картером. Он не представляет собой угрозы для нас. Да, я собирался сообщить вам — мы нашли изумрудные копи.
Мы знаем, — заявил Корабль. — Открытие взято на заметку. Хотя подозреваем, что оно нам ни к чему. В настоящий момент нас не интересуют изумрудные копи. Впрочем, раз уж вы их обнаружили, на всякий случай прихватите с собой ведерко изумрудов. Нельзя ручаться, что где-нибудь, когда-нибудь они нам не пригодятся.
