Кэрмоди почти ничего не понял, но на всякий случай небрежно сказал:
— А кто-нибудь просвечивал его рентгеном? Он имеет хотя бы… мозг?
— Да, нечто подобное имеется. Но я даже не могу себе представить, на что похожи древесные мысли.
Кэрмоди захохотал:
— Человекодуб! Ну надо же! Послушай, Тэнд? Ты, наверное, решил напугать меня до смерти, чтобы я улетел с планеты или погрузился в «сон». Так вот знай: у тебя ничего не получится. Ничто не напугает меня! Ничто, понимаешь?
Внезапно он умолк, словно поперхнулся, и застыл, глядя прямо перед собой. Все силы его оставили. Тело лопалось от жара, который струился из живота. В трех футах от него дрожало марево, похожее на волны горячего воздуха. Казалось, что воздух уплотнился в зеркало, его вибрации сгустились в материю. И очень медленно, сжимаясь, как шар, из дыр которого со свистом вырывался воздух, перед Кэрмоди возник клок кожи.
И на сей раз он узнал лицо.
— О Боже! Мэри!
Он мог бы дотронуться до кожи, лежавшей на обочине аллеи. Хотя это было выше его сил. Что-то опять словно высасывало их из него.
И только нежелание показывать страх перед посторонним заставило Кэрмоди нагнуться и поднять появившийся предмет.
— Настоящая? — спросил Тэнд.
Собрав все силы из глубин своего естества, Кэрмоди сумел рассмеяться:
— На ощупь совсем как у нее: такая же гладкая. У Мэри была прекрасная фигура — самая совершенная в мире. — Он нахмурился. — Но когда дела наши разладились… — Его пальцы разжались, и кожа упала на землю. — Такая же пустая, как она. Ни капли мозга. Ни капли смелости.
— Ты очень хладнокровен, — заметил Тэнд. — Или просто глуп. Впрочем, поживем — увидим.
Он поднял кожу и расправил — та слегка задрожала на ветру.
Кэрмоди увидел, что на сей раз проявилось не только лицо, но и скальп, и даже часть шеи с фрагментами плеч. Длинные белокурые волосы трепетали на ветру, как обрывки паутины, а под веком угадывался первый слой глазного яблока.
— Ты начинаешь приобретать в этом сноровку, — похвалил его Тэнд.
— Я? Я тут ни при чем. Мне даже не ясно, как это происходит.
Тэнд прикоснулся ладонью к его голове и левой стороне груди:
— Зато им все ясно.
Он скомкал кожу и бросил ее в мусорную корзину, стоявшую на крыльце.
— Прах к праху, — прошептал Кэрмоди.
— Поживем — увидим, — ответил Тэнд.
К тому времени на небе появились облака, одно из которых закрыло солнце. Лучи, сочившиеся сквозь него, окрасили все вокруг в призрачный серый цвет. Внутри дома это освещение выглядело еще более зловещим. Когда Тэнд и Кэрмоди вошли в столовую, их встретила группа неясных теней. Мамаша Кри, пилот с Веги по имени Эпс и два землянина сидели за круглым столом в большой Затемненной гостиной, которую освещали лишь семь свечей, вставленных в простенький канделябр. Позади хозяйки виднелся алтарь и каменное изваяние богини-матери с двумя близнецами на руках. Месс спокойно сосал правую грудь, а Эльгуль кусал зубами левую, царапая кожу матроны не по-детски длинными ногтями. Богиня взирала на них с блаженной беспристрастной улыбкой. В центре стола, возвышаясь над канделябром, тарелками и кубками, стояли символы богини Бунты: рог изобилия, пылающий меч и руль.
Приземистая, дородная и грудастая мамаша Кри заулыбалась вошедшим постояльцам. Ее голубые зубы выглядели в полумраке верными, а рот казался пустой дырой.
— Входите, джентльмены. Вы едва не опоздали к последнему ужину.
— Последний ужин? — воскликнул Кэрмоди, направляясь в душевую. — Вот это да! Я возьму на себя роль моего тезки — старика Иоанна. А кто у нас будет Иудой?
Он услышал негодующее фырканье Скелдера и тихий голос преподобного Рэллукса:
— В каждом из нас живет маленький Иуда.
— Вы тоже им беременны, голубчик? — не удержался Кэрмеди и с этими словами удалился, заливаясь хохотом.
Вернувшись, Кэрмоди уселся за стол и выслушал молитву Скелдера о божьей милости и благословении мамаши Кри. Он знал, что лучше посидеть какое-то время молча, чем навлекать на свою голову неприятности, приступив к еде без предварительной молитвы.
— В чужой монастырь со своим уставом не лезь, — шепнул он Скелдеру и, заметив замешательство монаха, улыбнулся. — Лучше передай мне соль. Да смотри не рассыпь. — Скелдер таки рассыпал. Кэрмоди расхохотался. — Ну вот вам и Иуда!
