И тут же красный песок взметается вокруг него, и в сторону летунов отправляется взрывная волна. С мгновение кажется, будто аппараты застыли в воздухе, но затем они переворачиваются и кубарем отлетают назад, словно на них обрушился удар с неба.
Когда куски искореженного металла усеивают пустыню, Тео возвращается к нам с торжеством на лице и запрыгивает на пассажирское сиденье.
– Все в порядке, – говорит он, проводя рукой по растрепанным кудрям.
Ахмет пытается изобразить неодобрение, но морщинки, появившиеся вокруг глаз, выдают его.
– Показушник, – говорит он и жмет на газ.
Еще мгновение назад мы летели над красной пустыней, но сейчас небо окрасилось в темно-синие тона, а под нами в дымке тумана показался океан.
Я выглядываю в окно, и у меня перехватывает дыхание. Мне никогда не понять это место и почему оно так меняется. Это как если бы вы проснулись утром и вдруг поняли, что звуки имеют форму, а цвета – запах. Словно вы прикоснулись к части мира, о которой даже не подозревали.
И мне приходится напомнить себе, что все это произошло лишь потому, что меня больше нет в живых.
Я зажмуриваю глаза.
– Головная боль пройдет. Она не будет мучить тебя вечно, – говорит Шура, решив, что я закрыла глаза именно поэтому.
Я открываю глаза и вижу, что она внимательно наблюдает за мной, теребя пальцами кончик одной из своих розовых кос. На ее носу россыпь веснушек, а серые глаза, кажется, замечают больше, чем большинство людей.
– Но я не принимала таблетку, не пила из фонтана и не делала ничего такого, что могло бы избавить от боли, – объясняю я.
Нет, я не жалею о своем выборе. Если они выстрелили в меня за попытку побега, то что бы они сделали, если бы я осталась?
Тео поворачивает голову, и теперь мне видна половина его лица.
– Как и мы. Вот почему мы все еще здесь. Таблетки отключают твой разум и превращают в безмозглого трутня. Делают тебя слугой Колтов.
– Кого? – спрашиваю я.
– Вируса, контролирующего это место. Искусственного интеллекта. – Тео указывает на пейзаж за окном. – Того, что захватил Бесконечность.
– Хочешь сказать, что люди, которые преследовали нас, – всего лишь программа?
У меня отвисает челюсть, а к горлу подкатывает тошнота.
– Это были искусственные сознания, – уточняет Ахмет с переднего сиденья. – Они немного другие.
Шура склоняется ближе ко мне и шепчет:
– Они хакнули загробную жизнь.
– Как, черт побери, ИИ проник в загробную жизнь? – выдавливаю я.
– Мы и сами не знаем. Большинство людей, которые существовали здесь до ее прихода, оказались уничтожены во время Первой войны, – говорит Тео.
– Ее? – переспрашиваю я.
– Когда ты умерла, человечество все еще использовало Офелию? – Ахмет не сводит глаз с океана перед собой.
От прозвучавшего имени у меня все сжимается в груди.
Нет, это невозможно…
Пальцы невольно обхватывают запястье – привычка, от которой мне еще предстоит избавиться.
И Шура замечает это.
– Когда жила я, ее вшивали в телефоны. И мне до сих пор смешно оттого, что когда-то королева Офелия прислуживала нам.
Я вспомнила все наши разговоры с Офелией в моей комнате, когда спрашивала у нее советов и делилась с ней секретами. Как с подругой.
Подруга. Злодейка. Королева.
Я качаю головой, не желая в это верить.
– Этого не может быть.
Тео усмехается:
– И это ты еще не знаешь о четырех принцах и их разваленных герцогствах.
Наверное, я все-таки попала в ад. Наверное, я совершила множество грехов при жизни, просто не осознавала этого. Наверное, это мое наказание за то, что не ходила в церковь с Наной. И теперь я оказалась в каком-то странном кошмаре, где мне преподадут урок и только после этого позволят «перейти на другую сторону».
Потому что мне не верится, что нежный голос, раздающийся из часов O-Tech, каким-то образом попал в загробную жизнь и теперь вместе с четырьмя принцами управляет людьми, изменяя странный ландшафт по собственному желанию.
– Зачем Офелия это делает? – едва не срываясь на крик, спрашиваю я.
Шура поднимает бровь. Наверное, ее удивляет, что в моем голосе звучит столько обиды, но я ничего не могу с собой поделать. Офелия была для меня не просто ИИ, а неизменной спутницей.
