Ну, не хотят они, чтобы дочь никому неизвестной вузовской преподавательницы пользовалась свалившимся, в буквальном смысле, с неба благодеянием, когда на нем можно сделать для себя хорошие деньги, получить определенные дивиденды, да хотя бы и для той же школы выбить что-нибудь дорогостоящее и полезное — из богатого папаши! Что ж, получается, они по-своему правы. Но зачем же убивать в ребенке веру в совесть и справедливость? А для других учеников это какой ужасный пример? Кого воспитывают?!
Да, вопрос, конечно, риторический. Но ведь и успокоить их невозможно. Они требуют, чтобы девочка сама отказалась от приглашения! Сама! Иначе… Что иначе, и говорить страшно: прямо хоть школу бросай! Люсеньку уже начинают «товарищи» сынка того Базыкина, одноклассника, троечника Платона, давить со всех сторон, вплоть до открытых угроз уже доходит дело. А что такое грамотно организованная детская травля, говорить не приходится. Вот и оказалась маленькая семья Махоткиных перед дилеммой: пытаться продолжать воевать за справедливость или связаться с руководством Сорбоннского колледжа и официально отказаться от их приглашения? То есть послать их всех — и французов, и своих районных чиновников и педагогов к чертовой матери, чтобы сохранить собственное здоровье и, не исключено, даже саму жизнь? Ведь эти мерзавцы, богатенькие папаша с сыном Базыкины, они, оказывается, на все способны! Вон по телевизору изо дня в день показывают одно и то же, в разных вариантах: похищения, избиения, насилия, убийства… Словно учат, заранее предупреждают! Имей в виду, что с тобой может случиться, если ты проявишь строптивость! А ведь впереди еще два года учебы! Как представишь, чем это грозит, страшно становится…
Словом, картина Турецкому была более чем понятна. Ирка тут права, слишком жирный этот пирог, много охотников уже нашлось откусить свою долю. Халява — будь она проклята! Никто не желает упустить упавшей в руки выгоды. И какой же выход?
А что в таких случаях рекомендует обычная человеческая совесть?
Такой вопрос, как увидел Александр Борисович, едва не поставил Дину в тупик. Ну, это уж было слишком! Знать, действительно, достали ее, как говорят.
— Знаете, Дина, чем моя профессия разительно отличается от вашей? — спросил Турецкий.
— Догадываюсь, наверное, — хмуря брови, ответила она неохотно. Собственный рассказ вызвал в ней самой шквал отрицательных эмоций.
— Да тут нечего догадываться. Она у меня никаких иллюзий не оставляет. И не только призывает, но и понуждает к конкретным действиям, а вовсе не к самооправданиям. Да, случаются и неудачи. Но они не останавливают. А потом еще и от компании зависит, в которой ты вращаешься, — в силу разных причин. Иной раз и послал бы, отмахнувшись, а тебе говорят: «Ты чего, парень? Спятил? Испугался?!» И так стыдно становится. Нет, по правде, — не всегда. Когда впереди нет подходящей цели, или там — мельницы ветряные, можно и отмахнуться: хрен с вами! А если есть, то — как же? — Турецкий развел руками.
— Но в данном-то случае, какая у вас может быть цель, если вы все уже про нас с Люсей знаете? И мы с ней ровным счетом ничего ценного ни в общечеловеческом, ни в данном, конкретном случае собой не представляем, увы. Это без всякого кокетства говорю вам. Поэтому, на какой выигрыш вы надеетесь? Или вы — из чистого альтруизма?
— А что альтруизм? Вы хоть иногда в ящик смотрите? — он кивнул на маленький телевизор, установленный на полочке над столом.
— Вот именно, иногда, — хмыкнула она.
— Ну, так вам должно быть известно, каждый из нас по-своему альтруист. Мы теперь дальше пошли, задаемся важными вопросами, — других же проблем у нас в стране нет, — альтруистичны ли животные, зверье разное? Волки там, медведи, скажем. Я не парламентское большинство имею в виду, вы меня понимаете…
— Саша, я прошу вас… — она звонко рассмеялась.
— Вот поэтому и цель у меня тоже, конечно же, есть! — заявил Александр Борисович. — Здесь вы угадали. Хотите знать, какая? — Он сделал паузу и словно нырнул в воду: — Вы!
— Я-а-а?! — изумилась Дина.
— Ну разумеется, а кто же еще? Рядом же с нами больше никого нет. Мне, например, совсем не нравится, когда вы мрачно хмуритесь. Даже повеситься почему-то хочется. И, наоборот, очень понравилось, как улыбаетесь. Разве это недостойная цель? Вот и давайте — для общей ясности — на ней пока и остановимся. На вашей улыбке.
