— Ты мне скажи, как можно воевать Гуглем?
— Кто владеет информацией, тот владеет миром, — усмехнулась я.
— Откуда он знает, что турки в Интернете правду написали?
— А откуда ты знаешь, что на карте правда нарисована? Они обязаны там писать все как есть. Такие международные соглашения.
Алихан покачал головой. Он явно считал эти соглашения вредными.
— Когда у нас будет Республика Дарго, — сказал он, — мы не будем подписывать такие глупые соглашения.
— Тогда, — сказала я, — Республику Дарго никто не признает.
Говорить о мировой политике и ее принципах было интересней, чем таращиться на пламя керосинки. Но тут послышались шаги с западной стороны перевала, и Фархад, выбежав на возвышение, замахал фонариком и закричал:
— Эге-ге-гей!
— Э-э-э! — откликнулись снизу.
Эдик поднялся на перевал с Магой, цеплявшимся за его плечи и непрерывно стенавшим.
— Садись, — неприязненно сказал Маге Алихан. — Что ты стонешь, как баба?
— Я ногу сломал, — пожаловался Мага.
— Врешь, — сказал Эдик. — Не сломал ты ногу, просто потянул. Кончай ныть.
Но Мага ныл и ныл все время, пока мы добирались до нижнего лагеря, и слава Богу, что ныл он по-чеченски, так что я не понимала ни слова. Алихан вяло отругивался, и когда внизу, уже возле самого лагеря, нас встретил Анзор, Мага имел вид такой жалкий, а Алихан — такой рассерженный, что Анзор сказал:
— И ради этого чучела ты возвращался в снега? Да он и банки со сгущенкой не стоит!
— Нет, Анзор, — устало выдохнул Эдик. — Он не стоит и пустой банки из-под сгущенки.
И Анзор захохотал, оскалив желтые зубы курильщика, и поволок Магу вдоль всего лагеря, повторяя шутку Эдика возле каждой палатки, и ответом ему были взрывы смеха — хоть шутка и была проще, чем икейская мебель, но замерзшие и усталые люди нуждались хотя бы в такой.
А потом оказалось, что для Эдика нет места ни в одной из палаток, потому что никто не задумался и не позаботился о нем. У него и палатки-то не было. Была у меня, но я уступила ее Давиду и Фархаду, потому что мне все равно нужен был кто-то, об кого ночью можно погреться, а это мог быть только Эдик.
Фазиль узнал, что ночевать нам негде, и впустил нас к себе, а сам ушел спать к Анзору.
— Свинья ты, — сказала я, когда Эдик зарылся носом в мою грудь. — Тебе с самого начала не ассистент был нужен. Тебе «борода» была нужна. Петух гамбургский.
— Ты все драматизируешь, — сказал Эдька и заснул.
Разбудила нас многолюдная и громогласная ссора, стремительно переходящая в драку.
— Не пойду никуда, — простонал Эдик, убедившись, что стрельбы все-таки нет, а значит, это не турки. — Пошли они к такой-то матери.
Но шум не утихал, беспокойство нарастало, и мы поняли вскоре, что без нас не обойдется. Точней, мы просто не уснем, пока они будут горланить своими гортанными голосами, а спать хотелось до смерти. И мы, матерясь, натянули недопросохшие носки и ботинки, запахнулись в куртки и поковыляли на гвалт.
Диспозиция была такой: большая часть наличного состава сгрудилась кругом, примерно половину которого составляли даргинцы, а вторую половину — чеченцы. На пустом пространстве в центре круга стояли Анзор и Фазиль и что-то доказывали друг другу, широко жестикулируя. Они не орали, но такие рубленые, такие чеканные фразы сыпались в снег, что было понятно: дело серьезное.
Насколько оно серьезное — мы поняли, когда протолкались вперед и увидели у ног Анзора и Фазиля лежащего человека. Еще там были даргинец Хамид, которого держали за руки-ноги, и точно так же за руки-ноги удерживаемый чечен Мага.
Тот самый Мага.
У Эдика сработал врачебный рефлекс — он кинулся к лежащему, перевернул, проверил пульс, включил фонарик, проверил реакцию зрачков.
— Поздно уже, — сказал Анзор. — Ничем не поможешь, доктор.
— Дайте его мне! — закричал с надрывом Хамид. — Дайте его мне, я убью эту сволочь!
— Что случилось? — Эдик встал с колен.
— Повздорили из-за места в палатке, — устало объяснил Алихан. — Или еще чего. Разве теперь важно?
— Я защищался! — крикнул Мага.
— Ты человека убил, — Фазиль взял его за барки и слегка встряхнул. — Хорошего бойца убил. Что с тобой теперь делать?
