— …розы, и миндальные пирожные. Щедрость просто необыкновенная. Знаете, эти вишни — объедение. До вас я жила у одного старика; он был ужасно бедный, и мы никогда не ели ничего вкусного. Но здесь, я думаю, мне будет хорошо. — На мгновенье она смолкла, крепче прижимая к себе куклу. — Так вот, покажите только, где разложить мои вещи…
Лицо миссис Миллер превратилось в маску, исчерченную уродливыми красными морщинами; она зарыдала — то было какое-то странное судорожное всхлипывание, плач всухую, словно бы оттого, что она не плакала так давно, миссис Миллер вообще позабыла, как это бывает. Незаметным движением она подалась назад и стала медленно, осторожно пятиться, покуда не очутилась у двери.
Спотыкаясь, пробралась она через холл, бросилась вниз по лестнице и на следующей же площадке бешено забарабанила в ближайшую дверь; ей открыл плотный рыжеволосый коротыш, и, оттолкнув его, она вбежала в квартиру.
— Да что с вами такое, черт побери? — удивился он.
— Что там стряслось, котик?
Из кухни, вытирая руки, вышла молодая женщина. К ней и кинулась миссис Миллер.
— Слушайте! — выкрикнула она. — Мне стыдно, что я вот так к вам врываюсь, но… В общем, я миссис Г. Т. Миллер, живу над вами… — Она уткнулась лицом в ладони… — Нет, если рассказать, подумаете — бред.
Женщина подвела ее к стулу и усадила, коротыш нетерпеливо позвякивал в кармане мелочью.
— Я живу над вами, и ко мне приходит одна девочка, и знаете, я ее просто боюсь. Сама уходить не хочет, выгнать ее я не в силах, а она задумала что-то страшное. Уже украла у меня камею, теперь опять затевает что-то, еще хуже, что-то ужасное!..
— Родственница, что ли? — осведомился коротыш. Миссис Миллер помотала головою.
— Не знаю, кто она. Зовут ее Мириэм, но кто она, я толком не знаю.
— Да вы успокойтесь, милуша. — Молодая женщина похлопала миссис Миллер по плечу. — Вот он, Гарри, он живо управится с этой девчонкой. Сходи туда, котик.
— Квартира 5-А, дверь не заперта, — добавила миссис Миллер.
Коротыш ушел, а женщина принесла мокрое полотенце и обтерла миссис Миллер лицо.
— Какая вы славная, — сказала миссис Миллер. — Мне совестно, что я вела себя, как последняя дура, но эта ужасная девчонка…
— Все ясно, милуша, — стала успокаивать ее женщина. — Вы только не волнуйтесь, не надо.
Миссис Миллер опустила голову на сгиб локтя; ее вдруг охватил такой покой — впору уснуть. Но тут молодая женщина повернула ручку приемника: звуки рояля и глуховатый голос наполнили тишину. Женщина стала отбивать ногою такт, очень точно, ритмично.
— Может, и нам подняться, а?
— Не хочу больше ее видеть. Близко подходить не хочу.
— Угу, но вам бы, знаете чего, вам бы позвать полицию.
Тут они услышали на лестнице шаги. Коротыш вошел в комнату нахмуренный, озадаченно поскреб в затылке.
— Там — никого, — сказал он в явном замешательстве. — Смылась, наверно.
— Гарри, ты балда, — объявила женщина. Мы тут сидим безвылазно и уж наверняка бы не пропустили… — Она осеклась под его острым взглядом.
— Я всю квартиру обшарил, и никого там нет, ну ни души. Ни души, ясно?
— Скажите мне… — Миссис Миллер встала. — Скажите, большую коробку вы видели? А куклу?
— Нет, мэм, не видел.
И тогда, словно вынося приговор, молодая женщина обронила:
— Да-а… И такой поднять тарарам…
Миссис Миллер тихонько открыла дверь своей квартиры, прошла на середину гостиной, постояла, не двигаясь. Нет, с виду как будто ничего не изменилось: розы, пирожные, вишни — все на месте. Но комната опустела; и даже если бы исчезла вся мебель, все привычные глазу вещицы, она и то не казалась бы такой опустевшей — безжизненная, застывшая, как похоронное бюро. Перед глазами маячил диван, какой-то чужой, но чужой по-новому, и в том, что на нем никого не было, таился особый смысл, пронзающе-ужасный: уж лучше бы на диване лежала, свернувшись клубочком, Мириэм. Миссис Миллер все глядела и глядела на то место, куда своими руками поставила коробку, и секунду-другую пуф бешено вертелся у нее перед глазами. Потом она выглянула в окно: да, бесспорно, река там, вдали, настоящая, бесспорно и то, что сейчас идет снег, но все равно ни в чем, что видят твои глаза, нельзя быть уверенным до конца: Мириэм здесь, это так явственно ощутимо, и все же где она? Где? Где?
