— Всё будет хорошо, — возразил сержант милиции; он был в форме и при оружии. — Мы во Франции, а не в России.
В Севре остановили машину на параллельной улице за квартал до виллы Леонтия. Шли к дому, как бы вырисовывая ногами букву зет. Безлюдье, собаки, отзвуки радио издалека, но почти во всех домах светятся окна.
— Вот его «Ситроен», — сказал Дымников, указывая на машину, приткнувшуюся к тротуару дома за два до его виллы. — Надо бежать.
Калитка открыта, в окнах свет, громкие звуки радио — трансляция оперы «Кармен», — слишком громкие. И щелчок выстрела. В окне метнулась тень.
Пьер и Леонтий встали по сторонам тяжёлой входной двери, закрытой на ключ.
— Дверью бьём, — шепнул Пьер.
В замке повернулся ключ, двинулась половинка двери, громче грянул марш Тореадора. Пьер дал раскрыться двери наполовину, показалась фигура в пальто. Сильный удар дверью повалил выходящего. Леонтий и Пьер бросились на него. В свете, падающем из прихожей, узнали Мохова.
— Господин Мохов, — говорил сержант полиции, надевая на него наручники, — я вынужден вас задержать по поводу вторжения в чужой дом и случившегося там выстрела.
Мохов нецензурно бранился.
— Ты его убил, Коля? — спросил Дымников.
— А чего с этим... с таким...
— Войдём в дом, — потребовал Пьер, — осмотрим.
Простреленная голова Зайцевского неестественно откинулась на спинку стула, одна рука тянулась по столу, другая безжизненно висела вдоль тела.
— Будешь придумывать, что защищался от него? — спросил Дымников.
— Не буду. Он дезертир из СССР. Мне приказали, и я выполнил. Человек-то он дерьмо. Что-то обещал мне рассказать секретное, чтобы я его не трогал.
— Чего ж не дал рассказать?
— У меня был приказ и тебя, директор, кончить. Чтобы без вопросов.
— И давно ты стал чекистом?
— Ещё с 19-го. С Орла.
— И это ты мешал моим попыткам взять Кутепова? Почему? Он же белый.
— Тогда был приказ его не трогать. А ты, директор, только сейчас понял, кто я?
— Нет. Мой человек видел тебя в Брюсселе с чекистами. Ты там организовывал некую акцию.
— Глазастая сволочь. Невозможно доказать, что я участвовал.
— Твоя судьба, товарищ Мохов, меня абсолютно не интересует.
Тем временем сержант Понсар составил короткий протокол. Дымников его подписал.
— Вас, Мохов, я задерживаю за убийство, — сказал сержант, — и сейчас доставлю в отделение полиции. Телефон работает?
— Нет. Я перерезал провод.
— Отвезу на вашей машине. Здесь полиция рядом. Вы уж посидите с трупом. Послушайте оперу.
Только сейчас все поняли, что радио гремело, не переставая, мешая им разговаривать.
26 января утром генерал Кутепов собирался в церковь и сказал маленькому Паше:
— Русский человек должен каждое воскресенье ходить в церковь.
— А я русский?
— Конечно, ты, Паша, русский.
— А почему я с тобой не иду-у? — мальчик уже почти заплакал.
— Ты ещё маленький. Тебе не надо каждый воскресный день ходить в церковь.
— А русские хорошие?
— Очень хорошие. А в России, где мы скоро будем жить, кроме русских, есть ещё много разных народов, и они все — россияне.
Вошла Лида, чтобы поторопить:
— Александр, уже время идти, а ты тут учишь маленького какой-то политике.
— Я говорю истину, Лида. Все народы, населяющие Россию, независимо от их национальности, прежде всего — Россияне[62].
