Закутанная в чадру из серого шелка, она ехала в королевский дворец, восседая в роскошном, дорогом лимузине Омара в сопровождении отца и тетушек. По случаю важного визита Омар Бадир был одет в белоснежное тоби тончайшего египетского хлопка. Поверх тоби он накинул отороченный золотом бежевый льняной бишт. Разодетых в шелка и кружева, увешанных золотом, напомаженных и надушенных теток было вовсе не узнать.
Из окна машины Амира королевским жестом приветствовала стоявших на обочине людей, которые желали ей счастья и возносили за нее молитвы всемогущему Аллаху. Празднества в аль-Ремале по случаю бракосочетания сына короля начались на рассвете, когда по распоряжению обоих родителей были заколоты сотни овец, а их мясо роздано бедным.
Много раз видевшая раньше королевский дворец, Амира была поражена его чудесным перевоплощением — огромное здание было похоже на благоухающий цветами фантастический сад. Ранним утром из Голландии были самолетом доставлены корзины с десятками тысяч бутонов разнообразных цветов. Тюльпаны, гиацинты, лилии и гладиолусы обрамляли стены многочисленных помещений дворца и длинные коридоры; двери, окна и перила широких лестниц были увиты гирляндами роз и гвоздик.
Отец проводил Амиру до ступеней главной лестницы, где ее встретили застывшие в бесстрастном молчании стражники. Поцеловав дочь в лоб и пробормотав: «Да хранит тебя Бог» — Омар вернулся в машину, которая отвезла его в дальний угол дворцового сада.
Там, под яркими полосатыми тентами, уже начался мужской праздник. До Амиры донеслись звуки песен, ритмичный бой барабанов. В воздухе был разлит острый аромат бараньих туш, целиком поджариваемых на открытом огне, и приправленного пряностями вареного риса.
Во дворце Амиру тотчас окружили ее юные кузины в белых одеждах и с длинными белыми свечами в руках. Женщины накинули чадры, тетя Наджла зажгла свечи, и эффа — торжественная, исполненная молчаливого достоинства процессия — двинулась по длинным сводчатым переходам дворца. Впереди шествовали маленькие девочки, за ними невеста в сопровождении тетушек. Медленно приближались они к главному залу для приемов.
Внезапно раздался звонкий хор сотен женских голосов, и Амиру охватила ни с чем не сравнимая радость. Когда невеста вошла в огромное помещение, освещенное сотней хрустальных люстр, собравшиеся там женщины и дети стоя встретили ее громкими аплодисментами. Ливанская певица Сабах в сопровождении мужского оркестра, скрытого за ширмой, запела «Далаа йа далаа» — «Обнимай меня, обнимай». Амира, принимая поздравления собравшихся, обошла просторный, залитый светом зал.
— Пусть у тебя будут одни только сыновья! — воскликнула одна из женщин.
— Тысячу ночей любви! — пожелала другая.
— Благословенной тебе старости! — прибавила третья.
Амиру усадили в золоченое, похожее на трон высокое кресло, и праздник начался всерьез. Это было настоящее пиршество: зернистая икра из Ирана; паштеты из Франции; баранина с рисом, приготовленная дюжиной самых немыслимых способов; запеченные голуби и жареные куры; изысканная рыба из Красного моря; выращенные в пустыне трюфели, жаренные с луком на сливочном масле; огромные блюда с фруктами со всего света; сладости и мороженое. Главным украшением стола был огромный свадебный торт, доставленный утром из Франции.
Пока служанки сервировали стол, Сабах пела низким, хрипловатым голосом об утраченной, обретенной и вновь утраченной любви. На глазах слушательниц блестели слезы: мелодия и слова песни будили в женщинах самые сокровенные чувства.
Сабах умолкла, и музыканты заиграли народные мелодии, передаваемые арабами из поколения в поколение на протяжении столетий. Ливанские танцовщицы исполнили танец живота, а потом выступала иллюзионистка.
Слышалась оживленная болтовня, прерываемая взрывами веселого смеха.
— А эта Амира вовсе не так уж красива, — говорила своей матери пухленькая тринадцатилетняя девочка. — Почему такой красавец, как принц аль-Рашад, выбрал в жены именно ее?
— Тсс. — Мать приложила палец к губам. — Принц Али — насиб Амиры, ее судьба. Подожди, через год-другой твой отец найдет и для тебя прекрасного принца, иншалла.
