— Ремонтник, значит? Это хорошо. Работы найдешь вдоволь. Если и в самом деле можешь что-то починить, получишь за труды.
— Отрадно слышать.
— Животное разумно?
— В пределах, отпущенных обычному зверю. Под седлом ходить обучено, еще кое-каким штукам, но не более. Зовут Шестилап.
— Смирное?
— Конечно.
— Ест мясо? Учти, оно у нас дорогое.
— Я с утра подстрелил ему пару ушастиков. До завтра будет сыт. Потом я его на кормежку выведу. Вокруг города в подвалах всякой живности должно много встречаться.
— Шестилап, говоришь?
— Он самый.
Охранник повернулся к гигантскому коту, заглянул ему в глаза, спросил:
— Мяса хочешь?
И замер, словно во что-то вслушиваясь. Потом удовлетворенно хмыкнул и, резко повернувшись на каблуках, неторопливо пошел к баррикаде. Сделав пару шагов, он бросил через плечо:
— Можете войти в город. Законы стандартные, оружием без нужды не размахивай. И вообще, советую вести себя разумно. Обратил внимание на тех, кто думал, будто вокруг одни лохи? Места там еще много, а веревки город не пожалеет.
— Видел и все понял, — сказал Ларион.
Так оно и было. Меньше всего ему хотелось неприятностей. Вот выпить немного да уснуть на кровати и в безопасности — сильно и даже очень сильно.
— Умница, — сообщил охранник.
Из-за баррикады вышли еще двое, годами постарше. Один из них вернул товарищу взятый на хранение автомат. Тот повесил его на плечо и приглашающее махнул рукой. Заходи, мол, гостем будешь.
Федоров, так и не сев больше в седло, взял Шестилапа под уздцы и двинулся к проходу в баррикаде. До него оставалось не боле пары шагов, когда обыскивавший его охранник сказал:
— Да, кстати, за вход в город положена плата. Вклад в общее благосостояние.
— Что именно? — спросил Ларион.
Он тут же остановился, почувствовал, как кот тихо ткнулся ему в спину носом. Дескать, не бойся. Если что, я тоже наготове.
— Обычно мы берем что-нибудь ценное. Но, судя по тому, что я видел, все твое имущество — инструмент для починки. А какой настоящий мастер отдаст хотя бы одну свою железяку?
— Значит, какой вывод?
— Сразу отсюда отправишься к мэру Жукову, сообщишь о желании в виде платы за возможность у нас остановиться что-нибудь починить. Найдется работа, там ее много. Учти: обмануть никого не удастся. Народу здесь мало и всем все известно.
— Это понятно, — сказал Ларион. — Не совсем ясно с платой.
— Да? А что с ней не так?
Ему это показалось или в голосе собеседника послышалась некая агрессия? Не очень это хорошо, конечно.
— Я еще не вошел в ваш город — значит, взимать ее пока не за что?
— Ну да.
— Хотелось бы узнать о ней поподробнее. Сколько времени, хотя бы примерно, я должен отработать? Насколько трудная починка потребуется?
— Не боись. Солдат ребенка не обидит.
— А все-таки… — гнул свое Ларион.
Честно говоря, плата его интересовала не очень. Он знал, что является хорошим мастером, а хорошего мастера сильно зажимать никто не будет. Себе дороже. Не ровен час пройдет слух — и чини потом всякую технику сам, руками, растущими не из того места. Много начинишь? И склады, оставшиеся нетронутыми во время нашествия, благо оно было и в самом деле всего один день, после которого от рода человеческого остались жалкие остатки, они ведь не бездонные. Да, на десять лет основного хватило, и еще есть, но чем дальше, тем все более ценными будут становиться люди, умеющие что-то починить, приладить, собрать. Ссориться с ними не один разумный мэр не станет. Значит, насчет платы его не надуют. Попытаются, конечно, припахать по полной, но, если он скажет «нет» — настаивать не станут. Да и обрез при нем оставили. Значит, это не из тех городов, где могут посадить на цепь и превратить в раба.
Заартачился Ларион по другому поводу. Не понравилось ему как тот, с кем он сейчас разговаривал, смотрел на Шестилапа. Будто знал, что такой зверь может говорить, словно в этом был почти уверен. Откуда? И вообще, не слишком ли тот уверенно держится для обычного охранника баррикады? Да и другие охранники (теперь, подойдя поближе, Ларион и их увидел) смотрели на его собеседника не как на товарища, а так, словно он был начальником. Кто он?
