— Оружие нашлось. В складе за оцинкованными воротами… Пойдемте, я вам покажу.
Оружия на самом деле оказалось не очень много. Но ружья были. И патронов к ним было немало. Только тут Ростик понял, что возня Черноброва с грузовиком имела смысл — на руках они вряд ли могли уволочь больше трех-четырех этих невероятно тяжелых бандур. И как их носили в Отечественную?
Ростик вернулся к Черноброву.
— Ты скоро?
— Для ремонта трех машин, заправки, загрузки оружием… Я думаю, до рассвета управимся.
— До рассвета? — Ростик задумался. — Тогда так, даю тебе троих ребят, командуй, а мы устроим налет на их гарнизон. Чтобы они нас не упредили.
— Это дело, — кивнул кузнец. Он вообще теперь не отходил от Ростика ни на шаг.
— Командир, троих будет мало. Что я сделаю с тремя-то?
— Потом, когда мы их припечем, отошлю всех, кто сможет работать, оставлю только прикрытие для наблюдения за противником, — пояснил Ростик.
Так и сделали. Оставить кузнеца в гараже стоило Ростику труда. Кузнец сопротивлялся, но, когда стало ясно, что только он может управиться с залитыми под завязку бочками с бензином, нехотя согласился. Еще оставили цыганку и какого-то мрачного верзилу, который, как выяснилось, страдал куриной слепотой.
Остальных Ростик построил, выдал оружие и приказал атаковать только после его, командирского выстрела. Но внезапной, аккуратненькой атаки не получилось. Неожиданно прибежала цыганка, посланная Чернобровом. Она почти отчаянно заорала:
— Идет, от Квелищева свежий караул идет! Впереди — пурпурный. А за ним пять человек.
— Взвод, слушай мою команду! — Ростик повернулся к неровному ряду людей. — Атакуем в поле, чтобы как можно быстрее добежать до их казарм. Если они успеют организоваться — хана нам, долго не выстоим.
Даже не разбивая людей по отделениям, как партизаны какие-то, Ростик повел отряд вперед. Свежий караул подошел к складам, отстоящим от самой деревни и окруженным колючей проволокой метров на сто, когда их встретил дружный, даже слишком щедрый огонь. Ярко освещенные своими же факелами, полусонные караульные полегли все.
Ростик работал полученным от Перегуды карабином Токарева, таким, к которому привык во время обороны вагоноремонтного завода. Выставив прорезь до минимума, он поймал на мушку пурпурного и, как было договорено, сделал первый выстрел. Тонкая, низенькая фигурка с белыми волосами, сверкающими от факелов, как новогодний дождь, сломалась в груди, словно у него разом оказалось перебито все тельце.
А больше стрелять Ростику не пришлось, все кончилось быстрее, чем он успел еще раз прицелиться. Зато потом пришлось бежать вперед и даже подгонять отстающих криками. И все-таки они не успели.
На главной площади деревни, при свете десятков факелов, невесть откуда появившихся, уже толкались и люди, и пурпурные. Этих, правда, было маловато, всего душ шесть-семь. Их и положили в первую очередь, несмотря даже на то, что ответный огонь вели как раз люди. Но без командиров перебежчики оказались менее стойкими, быстро вернулись назад в казарму и не очень-то стремились оттуда вылезать.
Среди них оказалось двое убитых, и один раненый полз по грязи к своим, в сторону бывшей совхозной усадьбы. Ростик поймал было его на мушку, потом отвел ствол. Стрелять в эту копошащуюся в холодной, ночной грязи фигуру он не мог.
Его добил кто-то другой. Один точный выстрел из «калаша», как в аптеке, вогнал пулю между напряженных лопаток, и раненый стих. Гарнизон Квелищева отозвался на этот выстрел слитным огнем. По нему Ростик без труда понял, что люди в казармах считают себя окруженными со всех сторон и плохо представляют, что даже круговую нужно держать с расчетом.
И все-таки даже их, деморализованных, лишенных офицеров и испуганных свыше всякой меры, пришлось оставить в покое. Для атаки не было сил, а подползти к усадьбе скрытно не получалось — кто-то из самых догадливых после пары попыток подпалил соседние хаты, и в округе стало светло, как днем.
Ростик приказал отойти к складам всем, оставив с собой всего четырех ребят, которым следовало изображать подготавливаемую атаку.
