— Кто тут? — Ростик пожалел, что отдал автомат, из него было бы вернее бить на голос.
— Ростик, мне сказали, что ты должен тут появиться.
Рост сделал несколько шагов и увидел на фоне белой стены сарая четкий силуэт. Он сделал еще пару шагов, не опуская оружие. Силуэт ожил и пошел ему навстречу, что-то бормоча под нос. Скорее по акценту, чем по голосу, Рост наконец понял, что видит перед собой Эдика Сурданяна. Лучшего нельзя было и пожелать.
— Эдик! Вот ты-то нам и расскажешь, что тут произошло.
Минут через двадцать, когда они устроили из холла обсерватории временную конюшню, разгрузили и обтерли вымотавшегося чуть не до смерти жеребца, напоили его и засыпали в торбу фасоли, за неимением овса, разожгли одну из оставшихся с зимних пор «буржуйку», на которую поставили котелки с водой для каши и чая, к ним присоединился и старшина. Он был слаб, но крепился. И в любом случае хотел принять участие в обсуждении необходимых действий против пурпурных.
Но сначала следовало выяснить: кто они такие, чего хотят и где их главные базы? Когда Эдик осознал, что все эти вопросы адресованы к нему, он очень удивился.
— Я же ничего не знаю. Я был на севере, когда произошло нападение. Мы с Наумом Макаровичем должны были обозначить дорогу в Чужой город.
— Дорогу, вот так сразу, вдвоем? — съехидничал Пестель.
— Нет, — подначки добродушный Эдик не заметил, — не совсем сразу, а все-таки по карте.
— Понятно, — согласился Ростик. — Разметку делали… А где сейчас Вершигора?
В самом деле, судьба бывшего главного редактора «Известки» требовала ясности.
— Так он же отправился к сигнальной башне. А меня послал сюда.
— Почему к сигнальной башне? И что это вообще такое — сигнальная башня? — спросил Пестель.
— Так все называют башню с сигнальным шаром, — пояснил Перегуда. — В общем, это довольно разумно. Вот только…
— Вы думаете, там собралось немало народу, который размышлял, как Вершигора? — спросил его Ростик.
Перегуда внимательно посмотрел на Ростика. И кивнул.
— Тогда я отправляюсь туда, — сказал Ростик, подбирая свой шлем и карабин. — Во-первых, людей нужно накормить и обогреть. А во-вторых, новости узнаем, не может быть, чтобы там не было кого-то, кто знает, что тут произошло.
Ростик проснулся от чьих-то пальцев, что трясли его за плечо. Он открыл глаза, вокруг было темно, тело болело, хотя доспехов на нем не было. Сейчас это как раз и раздражало, похоже, он привык спать в железе, на спине, как чурка какая-то. Без доспехов он чувствовал себя раздетым.
— Ты кто? — спросил он темноту.
— Ростик, это же я, Эдик. Я за ними сходил и привел.
Тогда Ростик вспомнил все. Он не пошел за людьми к сигнальной башне, он просто споткнулся, когда вставал, и самым потешным образом растянулся у огня, чуть было не вывалив на себя котелок с чаем. Вот тогда-то Перегуда веско произнес:
— Все, выработал ты свой ресурс, парень, ложись спать. А за ребятами к башне Эдик сходит.
И как Ростик ни протестовал, его мягко, но настойчиво отстранили от этого дела, уложили спать, причем особую настойчивость и властность проявили как раз обсерваторские тетки. А по темному полю, за пять километров вокруг враждебного теперь Боловска, отправили бывшего журналиста.
— Сколько времени ты ходил? — спросил Ростик, плеснув себе в лицо холодной водой из котелка.
— Долго. Туда шел — заблудился, обратно пошел — тоже чуть не заблудился. Всего часов шесть получилось. Чуть шакалы не напали…
Раздражение прошло. Ростик чувствовал себя отдохнувшим. Давно так не спал, должно быть, настроился на глубокий сон, да еще в безопасном месте, когда караул несут другие… Да, шесть часов сна — такого, пожалуй, месяца три не было.
— Ну, пошли, — он подхватил карабин, и оба потопали вниз, причем теперь, без доспехов, он мог идти совершенно бесшумно. И легко, словно его накачали гелием, как аэростат, и он вот-вот взлетит под потолок.
Народу в холле было много, прямо гул стоял от голосов.
— Сколько же людей ты привел?
— Человек тридцать. Там есть даже женщины и дети.
— Дети?
— Двое.
Они вышли в холл. Теперь тут горели все печки, которые, похоже, смогли достать в обсерватории. На них булькала вода, хлюпала разваристая каша. Люди грелись и вдыхали запахи еды.
