Где-то в этом городе, конечно же, скрывались тайны и загадки — то, ради чего надо жить. Недаром Драганов собирается вновь явиться сюда в середине лета уже с долговременной экспедицией. А что может четырнадцатилетний подросток?
Ну, кое-что может, конечно. И даже не так уж мало — сколько открытий сделано подростками по всей Галактике? Почему бы не сделать еще одно — здесь и сейчас? Так — довольно самонадеянно — думал Борька, с любопытством осматриваясь по сторонам и начиная жалеть, что не взял камеру — комбрасом много не наснимаешь, да и не удобно. Ну, мы тут не последний раз уж это точно…
На фронтонах домов часто встречались трехлучевая звезда и Огненный Цветок — символы прародины Рейнджеров, пока так и не найденной экспедициями, а, может, и не существующей уже планеты. Красивые барельефы, иногда сливавшиеся в бесконечные ленты, перемежалась стоявшими в нишах бюстами — гордые, тонкие лица с нечеловечески правильными чертами спокойно и бесстрастно наблюдали за верховым, медленно едущим по улице. Правители города? Какие-то герои? Письмо Рейнджеров так и не было пока расшифровано, хотя надписи встречались очень часто. И ни надписи, ни барельефы, ни бюсты, ни гулкая, солнечная пустота брошенного города не наводили мальчишку на мысли о бренности всего земного, сик транзит глория мунди[1] и так далее. Он просто смотрел вокруг с живым интересом.
Рейнджеры были очень похожи на людей Земли. Их, наверное, можно было бы спутать с землянами "при жизни" — как путают сторков или петти. Не Борька отвлекся от этой мысли, посмотрев вверх.
Над городом ажурной паутинкой перекрещивались два гигантских моста, начинавшихся где-то на окраинах. Они были целы и серебристо поблескивали в свете Полызмея, словно никелированная сталь — на головокружительной, километровой, не меньше, высоте. Мосты походили на перекрестье наведенного в небо гигантского прицела, и Борька представил, как с окраин бьют лучи, сходятся в фокусе этого «прицела» — и новый, мощный, ослепительный луч уходит в небо. Как в хрониках и фильмах, где показывают оружия линкоров для подавления планетарной обороны — чудовищные устройства, легко размазывающие целую Луну… И вот звездолет неведомого врага — где-то на орбите — взрывается, распадаясь облаком полной дезинтеграции… Может, так оно и было, и эти мосты — вправду прицел невиданного оружия Рейнджеров?
Серебристый смех и быстрые, уверенные шаги послышались Борьке. Он невольно огляделся, вертясь в седле… словно бы кто-то прошел мимо него, он мог бы поклясться, что видел промельк какой-то тени. Мальчишке стало не по себе. Потом впереди, во дворе одного из домов, послышался невнятный голос, словно бы что-то напористо говоривший — слова не различались. Город шутил с человеком — и в одиночку шутить в ответ не следовало. Но Борька упрямо выдвинул подбородок (чуть не прикусив себе язык) и поехал дальше, стараясь не обращать внимания на множащиеся звуки — город словно оживал.
На небольшой площади, куда выводила улица, в центре ее, в кольце высохших деревьев, стояла статуя, повторявшая распространенный у Рейнджеров сюжет — держа в правой руке острием вниз длинный меч, воин закрывался от неба большим треугольным щитом. Около его ног, стоя на коленях, женщина прижимала к себе маленького ребенка; на ее лице читались страх и надежда.
Осторожный стук конских копыт внезапно заполнил площадь от края и до края. Борька остановил коня — зауми остались и затихли только через полминуты. Не постепенно, а как-то сразу.
— Шуточки, — тихо оказал мальчишка, и странные отзвуки несколько раз повторили его голос. Но произносил он совсем не «шуточки», а непонятное, нерусское слово.
Стараясь не прислушиваться ко вновь возникшему дикому эху, Борька выехал в другую улицу и, остановившись, спрыгнул наземь, держа полуавтомат в руке.
— Подожди тут, Раскидай, — сказал он и, не глядя, коснулся пальцами нежного конского храпа. Уралец фыркнул — от этого простого звука мальчишка почувствовал себя спокойней. И неожиданно понял — очень ясно — что город пуст. Пуст уже сотни тысяч лет, и эхо той жизни, которая была в нем когда-то, уже никому не повредит. Стало вдруг грустно. Борька по-новому взглянул вокруг, показавшись самому себе самовлюбленным дураком, явившимся на кладбище, как в музей…
