Василий Иванович сразу уловил ироничное настроение. Тем более, что со своего председательского места министр бросил реплику, мол, прилежание дело индивидуальное, а потому достаточно сложное для обобщения. Инспектор был начеку, во всеоружии. Он вытащил из кармана пачку мятых листов и огласил некоторые личные свидетельства учеников:
«Мы, девочки-хорошистки, дружно решили быть отличницами…»
«…Всем классом болеть за одного…»
«…Теперь к доске мы бежим бегом…»
«…А я решила догнать Электроника не только в учебе, но и в спорте».
Прочтя эти строки, Василий Иванович оглядел сидящих за столом и опустился на свое место.
— Позвольте, у меня тоже полно таких записочек! — проговорила заведующая гороно, роясь в объемистом портфеле.
— Это не записочки, уважаемая Ольга Сергеевна, а мысли вслух, — парировал инспектор.
За столом происходило нечто странное: участники совещания доставали из карманов, папок и портфелей листки с корявыми буквами и прилежными ученическими строками, передавали их министру.
— Что это еще за Электроник? — иронично спросил заместитель министра, вернувшийся только что из отпуска. — Насколько я помню себя в детстве, никто в школе не относился серьезно к музыке, рисованию да и к физкультуре. Одни лишь одиночки…
— Представьте, что сейчас все не так! — парировал инспектор. — Особенно в спорте.
Министр быстро просмотрел листки из школьных тетрадей, и глаза его сощурились.
— Как вы это оцениваете, Василий Иванович? — спросил он инспектора.
— Как метод Электроника! — высказался с места инспектор средних классов, наблюдая энергичные кивки инспектора младших классов. — Ребята называют именно его как пример для подражания.
Кое-кто приготовился записывать.
— Еще один метод? — вмешался в разговор заместитель министра, которому вкратце пояснили про Электроника. — На моей памяти были самые разные опыты… Может, хватит, товарищи?
Георгий Петрович встал с председательского места, обошел Т-образный стол заседания, остановился за спиной заместителя.
— Вы правы, Серафим Васильевич, — произнес он. — Делать эксперимент бесконтрольным мы не имеем права. Но и проходить мимо того нового, что подсказывает жизнь, не можем…
Опять авторучки потянулись к блокнотам и застыли. Министр молчал, отыскивая глазами нужного человека.
— Гель Иванович, какими еще гениальными, а точнее говоря — человеческими свойствами обладает ваш Электроник?
Только сейчас многие узнали знаменитого Громова — авторитетного специалиста в современной педагогической науке. Был он высок, осанист, спокоен. Но когда министр представил его собранию, Громов по-мальчишески покраснел, фальцетом ответил:
— Откровенно говоря, более никакими!.. Пока никакими, — поправился профессор.
— Что же тут изучать… — пробормотал негромко заместитель министра, но его услышали все.
— Должен вас разочаровать, товарищи, — продолжал спокойно Громов. — Процент успеваемости может упасть, когда ребята забудут об Электронике и перестанут ему подражать. Да он и создан не как киногерой, он решает другую важную задачу…
— Какую? — спросили сразу несколько голосов.
— Простите, может, это звучит слишком общо или с житейской точки зрения чуть наивно. — Громов оглядел присутствующих. — Но для науки чрезвычайно важно. Робот стремится стать человеком. Настоящим человеком во всех его проявлениях. Проще говоря, он учится у ребят, а ребята у него.
С минуту в зале стояла тишина: каждый осмысливал такую простую, доступную для любого из них и такую близкую и одновременно далекую для робота цель…
— А мы разве собрались здесь ради отметок? — спросил присутствующих Георгий Петрович. — Надеюсь, никто так не думает? Серафим Васильевич, — обратился он к заму, — скажи, пожалуйста: ты знаешь, что значит — настоящий человек?
— Вроде бы знаю… — Заместитель министра пожал плечами.
Участники совещания обменивались короткими репликами: что дальше, к чему ведет министр?
А тот сел во главе стола, постучал авторучкой по дереву крышки и метнул лукавый взгляд в сторону Громова.
— А я, представьте, так до конца и не знаю!.. — Министр неожиданно улыбнулся. — И хотел бы уточнить для себя это важное определение.
