Нехорошо стало у меня на душе. Ой как нехорошо…
Но понял я, что идти с такими мыслями на встречу с Абдуллой и готовиться к свиданию с Дердеш-мергеном нельзя. И коли не поборю в себе такое настроение, то надо пойти к начальству и сказать, чтоб дело с кузнецом доводил до конца другой человек.
Моя жена готовила еду, а я сидел, держа дочь на коленях, прижав ее голову к своей груди, и думал, что поеду я к своему начальству в Ош и откажусь от дела с кузнецом. Представил я себе, как приду в управление, и как скажу обо всем, и что мне ответит начальник. «Ты коммунист?» — спросит он меня. «Да». — «А кем ты был? И кто тебя вывел в люди?» — «Большевики», — отвечу я. «А если бы тебя, бывшего мальчишку-раба, сироту и беспризорника, бросили на произвол судьбы?» — «Такого не могло уже быть. Люди из рода большевиков (как говорили тогда киргизы) не могли бросить человека на произвол судьбы». — «Вот, — скажет мне начальник, — ты думаешь поступить так, как не должны поступать люди из рода большевиков. Прав ли ты?» Мне нечего будет ему ответить. И еще он скажет: «Ты — коммунист, и дело, которое тебе поручено, лишит Джаныбека его силы и власти, лишит денег, оружия и продовольствия. Все награбленное Джаныбеком ты вернешь дехканам. Как ты можешь думать об отказе от дела, которое тебе поручила партия?» И снова ответить я бы не смог. Лишить Джаныбека денег и оружия — значило предотвратить тысячи убийств, спасти кров тысячам дехкан, дать им спокойную жизнь…
Вечером я простился с женой, поцеловал спящую дочурку и отправился на встречу с Абдуллой.
Он ждал меня в условленном месте, под мостом. Абдулла старался казаться спокойным, но ему это плохо удавалось.
— Дядя хочет встретиться с вами, джолдош Абдылда, — выпалил он, едва я подошел.
— Все ли ты ему рассказал?
— Все, Абдылда-ака.
— Не торопись, джолдош, отвечай по порядку.
— Он гора, а не человек. Он уже ждал меня, сидел у камня, а я подумал, что в темноте вдруг камень вырос в два раза. И испугался, когда скала протянула ко мне руки. «Не бойся, — сказал он. — Это я, твой дядя». Он посадил меня к себе на колено, а голова моя едва до груди ему доходит. Руку мне на плечо положил; мне показалось, что его ладонь шире моей спины. «Как живешь?» — спросил он. Я ответил — и про колхоз, и про комсомол, и про то, что я командир добротряда, что учусь и других учу. «Кто тебе помог таким стать?» — спросил дядя. «Есть один человек», — ответил я. И про вас, джолдош Абдылда, рассказал. «Можно мне встретиться с этим человеком?» — спросил дядя. «Он должен прийти к вам или вы к нему?» — тоже спросил я. «Пусть он придет сюда ночью один, как и ты, — сказал Дердеш. — Я сумею проследить, один он придет или нет. Так ему и скажи. Я не попадусь в ловушку».
Мне тогда подумалось: «А если Дердеш готовит западню для меня? Если на встречу придет не он, а джельдет Осман-Савай? Или оба вместе?»
Абдулла между тем продолжал:
— «Зачем вам с ним встречаться, Дердеш-ака? Не надо. Нас трое молодых. Ваши сыновья да я. И мать моя, и жена ваша — мы все хотим с вами жить. Заберите нас в Кашгарию. Вы там живете, мы все хотим с вами жить. Заберите нас в Кашгарию…» Столкнул меня дядя с колен: «Я одиннадцать лет с волками живу! Ты тоже волком хочешь стать? Сумасшедший ты? Ты здесь человеком стал, тебя Советская власть учит. Ты работу имеешь, а хочешь зверем быть? Басмачи грабят и головы рубят, такты тоже хочешь бандитом стать? Пусть сам я пальцем никого не трогал, в набеги не ходил, а коней ковал, оружие чинил, а они им убивали. Думаешь, я своих сыновей волками хочу видеть?»
— Так ли он говорил, Абдулла? — спросил я.
— Так, джолдош Абдылда. Слово в слово.
— Он первым попросил встречи со мной?
— Первым, джолдош Абдылда.
Это мне не поправилось, насторожило. Уж не исмаилит ли Дердеш, подумал я. Есть такая секта мусульманская. Исмаилиты были коварными врагами Советской власти в то время. Не существовало невыполнимого приказа для исмаилита, даже если бы исмаилиту понадобилось собственными руками убить своего сына. Больше того: чтоб скрываться и быть полезным секте, исмаилит мог принять любую другую веру, служить тому, кому самому мюриду выгодно, или выполняя задание своего старца-пира: «Мюрид в руках пира подобен трупу в руках обмывателя трупов».
