Но мачта была скользкой, и Шиканову пришлось втаскивать Кольку на нее; далось это ему с большим трудом, он даже застонал. «Ну да, у него же рука раненая», — вспомнил Колька, обхватывая мачту руками и ногами. Шиканов повис рядом, держа раненую руку под водой.
Корабль был уже метрах в восьмистах от них и уходил еще дальше.
— Что же они, не видят нас? — испуганно спросил Колька.
— Нельзя им идти к нам. Видишь, кружатся, гады?
Над кораблем кружилось десятка два самолетов, а он зигзагами уворачивался от них, отстреливаясь из пушек и пулеметов.
— Эта карусель долго вертеться будет, они не отстанут, пока не стемнеет, — сказал Шиканов. — Давай потихоньку грести к острову, нас как раз туда и несет.
Остров, казалось, был совсем рядом, но Шиканов сказал, что до него больше мили и грести им придется часов пять-шесть, несмотря на попутный ветер. А корабль все удалялся, и над ним все кружились и кружились желтые длиннохвостые самолеты. Солнце уже село, но последние лучи его высветили облачка разрывов, окрасив их в кровавый цвет.
Шиканов сел верхом на мачту и стал грести здоровой рукой. Колька, лежа животом на мачте, греб обеими руками. Но обломок мачты был тяжелый и двигался так медленно, что порой казалось, будто он стоит на месте и до острова они никогда не доберутся. Быстро темнело, в небе проступили крупные колючие звезды, их отражения в воде испуганно шарахались в сторону при каждом гребке. Стрельба и гул самолетов стихли; корабля и с было видно.
— А вдруг потопили? — вслух подумал Колька.
— Не должно быть, — ответил Шиканов не очень уверенно и, перестав грести, прислушался.
Колька тоже притих, однако, кроме легких шлепков воды о мачту, ничего не услышал.
— Если бы ходовые и топовые огни включили, мы бы увидели корабль, — пояснил Шиканов. — По нельзя — война.
— А они-то нас все равно не увидели бы. Может, покричать? — предложил Колька.
— Все равно не докричишься. Давай лучше грести.
И они опять гребли до изнеможения, отдыхали немного и снова гребли. Колька уже потерял ощущение времени и пространства, греб машинально. Он уже дошел до полного отупения, позабыв, куда и зачем они гребут, и очнулся только тогда, когда Шиканов вдруг сказал:
— А ведь дошлепали, я уже на грунте стою.
Он стал толкать обломок мачты, и тот рывками двинулся к выступавшему из темноты берегу. Когда вода дошла Шиканову до пояса, он сказал Кольке:
— Слезай, приехали.
Колька осторожно сполз с мачты и, ощутив под ногами дно, побрел к берегу, поддерживаемый Шикановым. Дно было песчаным, мягким, но холодным. Только сейчас Колька почувствовал, что весь продрог.
Еще холоднее стало, когда они выбрались на песчаный пляж. Легкий предутренний бриз был теплым, но, проникая сквозь мокрую одежду, становился леденящим. Они, помогая друг другу, стащили одежду, выжали ее и развесили на прибрежных кустах. За кустами поднимался сосновый бор, ветер туда не залетал, от земли, покрытой толстым слоем сосновых иголок, исходило тепло; они нагребли этих иголок большую кучу и зарылись в нее.
— Тут до войны маяк был и домик, в нем жили четверо: смотритель маяка с женой и двое матросов, — сообщил Шиканов. — А как война началась, все маяки погасили. Но домик остался. Может, там и керосин найдется и спички. Только это по ту сторону острова.
— А далеко отсюда? — спросил Колька с надеждой. Хотя в куче иголок было теплее, у Кольки зуб на зуб не попадал.
— Если напрямик, то недалеко, километра три. Только напрямик не пройти, там в середине скалы. Придется идти вкруголя, а это километров пять будет. Вот как рассветет, так и пойдем.
И едва забрезжил рассвет, они выбрались из кучи, отряхнулись и, натянув еще влажную одежду, двинулись по узкой полоске песчаного пляжа. Идти по песку было трудно, и они держались ближе к воде; там море спрессовало песок туго, ноги почти не проваливались. Они с надеждой поглядывали на море, но оно до самого горизонта было чистым, и теперь уже Шиканов с тревогой спросил:
— Где же корабль? Неужели… — И сам же опроверг: — Не может того быть…
Колька промолчал, чтобы не выдать своего отчаяния, так как все время, пока они шли, он думал о том, что корабль потопили, и ему особенно жаль было Семена Никифорова, потому что он раненый и, в случае чего, до берега ему не добраться. О себе Колька не беспокоился; с Шикановым он не пропадет, уж как-нибудь они доберутся до того домика при маяке, а там, глядишь, их выручит кто-нибудь. «Только как узнают, что мы здесь, если корабль наш потопили?» — вдруг подумал он, по и эта мысль не вызвала в нем тревоги за себя, а лишь обострила беспокойство за судьбу корабля. Но он туг же стал успокаивать себя: «Если бы корабль потопили, кто-нибудь же доплыл бы до острова. Ведь мы-то доплыли!»
