— Не волнуйся, мамочка, со мной ничего не случится. Я попрошу больничных поискать Виктора, — и выбежала из комнаты.
Надев большой отцовский тулуп, Оля вышла к шоссе. Долго стояла у мостика, всматривалась, прислушивалась. Никого не было. Наверное, уже всех раненых перевезли, — значит, надо идти самой.
Девочка вернулась, чтобы взять лыжи и предупредить мать. Но у крыльца передумала: не нужно ей ничего говорить, пусть считает, что она не одна, а со взрослыми. Тихонечко, стараясь не шуметь, Оля взяла на террасе свои легкие лыжи и направилась было к двери. Лыжи, пожалуй, лучше взять отцовские, охотничьи. Они, правда, потяжелее, зато широкие, не проваливаются в рыхлом снегу и с большими креплениями, из которых не выскальзывают валенки. Отец делал их сам, с дырочками в носах для веревочки на случай, если убьет так много зайцев, что не сможет донести их на плече и придется погрузить на лыжи. Увы, дырочки и веревочка папе ни разу не пригодились.
Оля вышла из дому, встала на лыжи и опять направилась к шоссе. Поравнявшись с конурой, она вдруг остановилась и вернулась в дом, взяла солдатский мешок Виктора, вынесла его на улицу и дала понюхать собаке. Потом снова отнесла мешок в столовую. Мать все-таки услышала ее осторожные шаги и встревоженно окликнула дочь. Оля объяснила, что ее ждут две женщины из больницы, которые потеряли свои варежки, и вот она, Оля, нашла наконец для них старые варежки и перчатки. Не дожидаясь новых вопросов, девочка выскочила из дома, отвязала собаку, встала на лыжи и, удерживая Динку около себя на ремешке, кинулась к шоссе На мостике она осмотрелась, внимательно прислушалась, все еще надеясь увидеть или услышать кого-нибудь, но на дороге не было ни души.
— Искать пойдем, Динка, понимаешь, искать! — сказала Оля. — Надо найти Виктора.
Пустив собаку вперед, девочка пошла по заминированному шоссе сквозь снежную мглу в сторону Андреевки. Снег посыпал еще сильней. В сто плотной пелене нетрудно и с дороги сбиться, и на мину наскочить. Но Оля не боялась. Она изучила дорогу до мельчайшей канавки, до каждого кустика в кювете — восемь лет ходила она по ней в школу осенью, зимой и весной, в дождь и снег, ранним утром и поздним вечером. Кому ж, как не ей, искать на этом шоссе человека?
«Если б ничего не случилось. Буйвол давно бы вернулся. Ведь уж почти совсем темно, — рассуждала Оля, едва успевая за собакой. — Да еще такая метель!»
Динка часто останавливалась, настойчиво тянула к краю дороги и нюхала снег Оле стало страшно; она пожалела, что взяла с собой собаку. Овчарка же нюхает следы Виктора, то есть ткнет именно туда, где он работал. А он ставил мины! Но Динку не отправишь домой одну, она все равно последует за хозяйкой. А это еще опаснее. Отводить же ее, привязывать на цепь — значит потратить много времени. А когда наступит темный зимний вечер, нечего надеяться найти человека, скорее всего, раненого. И тут она вспомнила, как инструктировал Денисов саперов: мины предназначаются для танков, броневиков и другой тяжелой техники, пешехода они могут и не почувствовать, — следовательно, укладывать их нужно там, где пойдут колеса и гусеницы, а не сапоги. Однако взводный тогда сказал: мины могут не почувствовать пешехода. Выходит, они все-таки могут и почувствовать. Оля решила идти строго по середине шоссе, а овчарку держать поближе к себе, — пусть нюхает воздух, а не тыкается носом в каждую мину. Какая-нибудь может взорваться и под пешеходом «по ошибке»!
Оля перехватила поводок и объяснила Динке:
— Давай поосторожнее, не спеши. А то не дождутся нас мама с Шурочкой и без нас пропадут.
Овчарка, казалось, поняла свою хозяйку — она больше не зарывалась носом в снег, а ловила запахи на расстоянии. Так они почти приблизились к Андреевке. Оттуда тянуло гарью. Динка остановилась, подняла голову, втянула воздух. Потом пошла дальше и еще тщательнее стала принюхиваться. Вдруг дернула, властно потащила Олю в сторону от дороги. Девочка испугалась: Динка вышла из повиновения, с нею невозможно справиться. И вот уже они оказались за кюветом, лыжи скользили неудержимо вперед, унося Олю в поле. Никаких следов здесь не было.
