«Как же так получилось? Почему отец не дождался и ушел?».
— Как же так получилось? — эхом ее мыслей отозвался Денисов. — Почему Лосев не дождался?
— Черт его знает! — прохрипел голос. — Посылали к нему связного. И тот не вернулся, и Лосев ушел. А с заводом договорились, чтоб он остался здесь. Больная жена и для немцев — оправдание. Отличная была бы явка.
Тут Оля не выдержала. Уже не прячась, завернула за стог и увидела в нем двух мужчин, сидящих на мерзлой соломе.
— Никакой связной у нас не был! — с обидой выкрикнула она и невольно попятилась перед вскочившим на ноги Денисовым. — Папа ничего не знал!
Взводный от неожиданности молчал. Рядом с ним встал пожилой мужчина, высокий, худощавый, в штатском коричневом пальто и меховой шапке. Денисов и штатский переглянулись.
— Папа ничего не знал! — чуть не плача, повторила девочка. Никакого связного у нас не было. Папа ни за что не ушел бы…
— Кто тебя послал следить за мной? — грубо спросил взводный.
Незнакомец тоже сердито смотрел на Олю. У девочки задрожали губы.
— Я не следила, — всхлипнула она. — Я за поросенком пришла.
— За каким еще поросенком? — смягчаясь, удивился пожилой мужчина.
— Разве он здесь? — подобрел и Денисов, недоверчиво оглядываясь.
— Тут. — Оля присела на корточки, выдернула из стога несколько клоков соломы и вытащила большой бумажный сверток. — Вот он. И еще…
Взводный не дал ей больше ничего вытаскивать; быстро уложил разбросанную солому, стараясь класть снаружи пучки потемнее и померзлее, чтобы стог стал опять как раньше.
— Ты ж говорила — «в лесу спрятали», — укорял Денисов, тщательно приминая основание стога. — А если б мы ушли и так бы все осталось? Как раз указали бы фашистам ваш продовольственный склад.
— А откуда же вы пришли? — Оля огляделась и увидела, кроме своего, только один след, наверное взводного, но не от дома, а со стороны дороги, в обход.
Взрослые ей не ответили. Только Денисов сказал незнакомцу:
— Дочка Лосева. Старшая.
— Иди домой, девочка, — повернулся тот к Оле. — Ты, конечно, понимаешь, что никто не должен знать, кого ты здесь видела. Даже мама. Ясно?
— А как же поручение? Папа-то ушел, а вы заболели…
Партизан посмотрел на взводного, оба они пожали плечами и оба чему-то улыбнулись.
— Так вот и запомни: никого не видела и ничего не слышала, — строго повторил партизан.
— Хорошо. Никого и ничего! — твердо заявила Оля. — До свидания.
— До свидания, — опять улыбнулся штатский и вдруг полушепотом добавил: — Ступай-ка готовь обед, а часика через два мы с тобой потолкуем. Приходи опять сюда. Ладно?
— Ладно, — обрадовалась Оля и, утопая в рыхлом снегу, заспешила к дому.
Пока тушилась картошка с поросенком, Оля строила догадки: как попал в стог партизан и какое поручение он ей даст?
Штатский, конечно, прожил в стоге несколько дней (следов-то его нигде не видно) и все это время не выходил, замерз, простудился и, само собой, ужасно голодный. Она принесет ему кастрюльку горячей картошки со свининой, а он вручит ей автомат или пистолет и велит перестрелять всех немцев. Ну, может, и не всех, а хотя бы самых главных…
За картошку незнакомец как-то безразлично сказал «спасибо», отставил кастрюльку в сторону, а Олю усадил между собой и Денисовым.
— Значит, никто к вам не заходил? — вернулся он к давешнему разговору.
— Никакого связного не было! Папа ни за что не ушел бы! — убежденно повторила Оля.
— Тогда вот что, — подумав, продолжал штатский. — Меня зовут Матвеем. Запомни: дядя Матвей. Когда-нибудь кто-нибудь тебя спросит: «Не знаешь, сколько лет дяде Матвею?» Ответить нужно так: «Точно не помню, но, кажется, сорок восемь». И расскажи тому человеку все, что будешь знать, о чем он спросит. Не забудешь?
— Не забуду, — прошептала Оля, взволнованная оказанным ей доверием. — Точно не помню, но, кажется, сорок восемь. — И, осмелев, спросила: — Вы партизан, дядя Матвей, да?
— Нет. Я — пекарь. Рабочий пекарни, понятно? А партизан я видел. Вот они просили тебе передать. — Он откинулся назад, вытянул ногу, достал из кармана огромный пистолет и отдал его Оле. — Стрелять тебя отец учил?
— Да. Из охотничьего ружья, — несмело взяв оружие, промолвила она.
