Ну, а потом я стала думать еще и о другом. Эта цивилизация не иначе как в нашем Крыму была, просто ее еще не нашли. Ведь нельзя же так считать, что все уже найдено и никаких великих открытий больше не будет.
И почему, собственно говоря, все древние цивилизации должны обязательно селиться не знаю где, где-то у черта на рогах — в Андах или на заброшенных островах океана. Ведь наш-то Крым — такое местечко, что лучше не найдешь. И если бы, например, я прилетела с другой планеты на нашу Землю, я думаю, что поселилась бы только в Крыму. Это не значит, конечно, что цивилизация из космоса к нам завезена, как будто бы здесь, на Земле, мы не способны что-нибудь порядочное создать. Но и такой вариант, ну, то есть насчет космоса, тоже не исключен. Только, может, как раз наоборот было. Может быть, у нас здесь, на Земле, еще давным-давно была великая культура, а потом что-то им помешало жить, и они улетели в космос и увезли с собой все свои знания.
И ничего нет сказочного в том, что Рабчинский видел в Крыму подводный город. Конечно, это не выдумка и не сказка. Наверняка он его видел именно здесь, в Крыму. Ведь известно же, что Рабчинский весь Крым обходил и облазил вдоль и поперек. Крым для него был как для меня наш двор, поэтому ему и не пришло в голову написать, что это — Крым. Это же само собой подразумевалось.
А где-то там на островах Тихого океана, или в Андах, или даже в Италии вряд ли он был. А если б был, то наверняка все-таки написал бы на карте ну хоть в какой стране света все это находится, а то пожалуйста — гора Мефистофель, и гее. Ищи где хочешь, на деревню дедушке. Скорей всего, он и не написал, в какой части света и в какой стране, только потому, что он и не был нигде в другой стране или в другой части света. Просто была у него дача здесь, в Крыму, или снимал комнату у хозяйки.
Ну конечно, так и было. Жил себе человек, одержимый своей идеей. Ходил, плавал, лазил по горам. Знал весь Крым как свои пять пальцев. И свое заветное место, ну то, где он что-то такое нашел, знал он наизусть, но на всякий случай сделал для себя что-то вроде плана. И конечно, он прекрасно знал, какие там места, на что горы похожи, а в какой части света и в какой стране, не написал. Зачем ему это? Что он, не знает, что ли, где живет.
И после того, как мне это однажды пришло в голову, сколько я ни думала, ничего другого придумать не могла. Эта мысль засела во мне как заноза.
Только все это было ужасно ненаучно и, наверное, несерьезно, но что делать…
Если б я решилась сказать об этом Матвею, он бы наверняка сказал: «Местная самодеятельность, частушки под баян». Поэтому я прямо ему ничего не говорила и ничего не спрашивала, а спрашивала вокруг да около. А он, конечно, догадался, что я все время думаю о наших человечках, и немного подсмеивался надо мной, но не очень. Ему очень нравилось, что я стала читать много книг и по археологии и по искусству. И он даже выписывал мне книги на английском из Москвы на свой абонемент.
Но сколько я ни прочитала книжек, я нигде не вычитала такого, чтоб какой-нибудь ученый или открыватель, ну хоть Шлиман или Кусто, чтоб они с самого начала действовали по правильному научному методу или по какой-то серьезной доказанной теории. Как раз даже наоборот. Чаще всего у них зарождалась какая-то идея, и всем другим она казалась бредовой, а вот им не казалась, и они шли и открывали, потому что верили в это, хоть бы все вокруг лопались от смеха или забрасывали их тухлыми яйцами.
И я даже начала думать (только, конечно, никому-никому не говорила), что у меня тоже вот так, тоже своя идея, и что б я ни делала в жизни, я все буду подводить к тому, чтоб ее осуществить. И это так и будет. Свои мысли я держала пока что в секрете и от мамы и от Матвея. Хотя теперь мы с Матвеем проводили очень много времени вместе. Иногда мы с ним ходили в маленькое кафе в подвале, которое было на прохладной зеленой улице и о котором раньше я никогда и не знала.
Мы ели чебуреки и пили дешевое сухое вино. В крошечных окошках, у самого потолка, мелькали ноги, сами по себе проплывали в воздухе авоськи и портфели. Народу в кафе было всегда мало. Было очень уютно. Мы разговаривали. Матвей читал стихи…
