Мир приключений, 1973. Выпуск 1 - страница 33

— Ну, а какова дальнейшая судьба Тани Языковой и Шейкина?

— После войны Таня Языкова уехала в Выборг. Дочка у нее хорошенькая, муж шофер… Как-то летом сорок пятого года я шел от поселка к полевому аэродрому. Дорога мягкая, пыльная. Смотрю — низко проходит штурмовик. Номер даже видно: «десятка». Из кабины пилот посматривает. Пролетел, потом разворачивается — и на меня. Давит брюхом, негодяй, струей шибает. Четыре захода сделал, извалял меня в пыли, как отбивную в сухарях. Я чуть не лопнул от злости! Вылез из кювета, прочихался — и рысью на аэродром. Придумываю на большом ходу кару безобразнику. Шутка ли, майора армейского масштаба носом в пыль тыкать! Прорываюсь сразу к командиру полка и рычу: «Подать хулигана!» Он за компанию со мной чихнул разок-другой и посылает за летчиком с «десятки». Приходит тот, капитан, весь в орденах, как будто ждал вызова и нарочно иконостас на груди сделал, и, не обращая на меня внимания, отвечает командиру: «Перепутал, — говорит, — принял этого грязного дядю за немецкого диверсанта». Я тут совсем взбеленился. «Какого такого грязного дядю, племянничек? Я блестел, как начищенный пятак, сукин ты сын! Под трибунал захотел?» Ну, командир ему с ходу десять суток гауптвахты влепил. А он так невинно отвечает: «Слушаюсь! Только с кем ошибок не бывает? Помню, служил я с одним капитаном контрразведки, так он тоже путал и уверял, что я шпион». Тут я узнал бывшего подследственного лейтенанта Шейкина. Полез он в карман, протянул на ладони монету. «Вот, — говорит, — полтора года тому капитану передать не могу, таскаю в кармане по всем фронтам». Я — за монету. Ба! Старинная болгарская лева! Остыл я, попросил снять взыскание с шалопута.

Разговор мы закончили в полночь. По невидимой Волге плыли огни. Холодный ветер загнал нас в комнату. Уже прощаясь, но еще полный любопытства, я спросил:

— Ну, а лично вы рисковали часто?

— В каком смысле? Жизнью, что ли?… Не было. Если только раз…

Он достал свою обширную коллекцию монет. На черном бархате под блестящим рядом тувинских акш и монгольских тугриков особнячком лежала крупная румынская лея со свинцовым следом от пули.

— В левом кармане была, — сказал Борис Петрович и сдул с нее невидимую пылинку.

С Мишей Стерженьковым, студентом физкультурного техникума имени Марафонской битвы, автор познакомился на колесе обозрения в Парке культуры и отдыха.

Было солнечное субботнее утро. Очереди отдыхающих москвичей тянулись к аттракционам, к тиру и к комнате смеха; откуда-то издали ветер доносил ритмы, предназначенные для танцев. Я пришел в парк, чтобы культурно стряхнуть с себя усталость напряженной недели, и колесо обозрения (очень часто его неправильно называют «чертовым», путая с другим аттракционом), на мой взгляд, отвечало этой цели как нельзя лучше.

Совершили первый круг. Сверху парк был похож на калейдоскоп с быстро меняющимся рисунком.

— Простите, — тихо и очень вежливо сказал мне мой сосед по решетчатой кабине, — это у вас, я вижу, фантастика?

Сосед был в спортивном пиджаке, из-под которого выглядывал спортивный свитер. Пиджак и свитер туго натягивались на юных, но уже широких плечах. Лицо собеседника пылало загаром, над которым, как можно было предполагать, долго не будут властны ветры и дожди надвигающейся осени.

Я ответил на вопрос утвердительно. Обложку книги, которая лежала у меня на коленях, действительно украшали роботы, звездолеты и разнообразные конструкции — искушенному взгляду нетрудно было распознать среди них машины времени и установки для передачи мыслей на расстояние.

— Да, фантастика, — пробормотал молодой человек и сразу после этого повел себя как-то не так: сначала поерзал на месте, бросил взгляд на обложку — загадочным был этот взгляд! — и стал напряженно смотреть куда-то вдаль.

Колесо то поднимало нас вверх, то опускало вниз. Парк внизу соответственно то уменьшался, то увеличивался в размерах. В ушах свистел ветер. От остроты ощущений слегка захватывало дух…