— Да, вѣроятно, это было такъ, — сказалъ Хессъ, — но у Шаффера не было ружья. Ты застрѣлилъ его, когда онъ убѣгалъ отъ тебя.
— Лжешь! — крикнулъ Чотъ и бросился на него, какъ кошка, но былъ во-время схваченъ десятками рукъ.
— Пустите меня, — крикнулъ онъ. — Пустите. Дайте мнѣ его ударить, хоть одинъ разъ хорошенько ударить!
>—Пустите меня! Дайте мнѣ его ударить!
Мы уже готовились приступить къ страшному дѣлу, когда чей-то спокойный звучный голосъ со стороны спросилъ:
— Въ чемъ тутъ дѣло, господа?
Всѣ мы обернулись въ недоумѣніи, и увидѣли на породистомъ конѣ щегольски одѣтаго человѣка, съ удивительно привлекательнымъ лицомъ. Платье на неѵгь было превосходнаго покроя, а сапоги, — какихъ я никогда не видалъ. Эго былъ или какой-нибудь знатный гражданинъ, или счастливый игрокъ, зашибившій недавно большой кушъ. Во всякомъ случаѣ, это былъ человѣкъ, вопросъ котораго нельзя обойти молчаніемъ, а потому капитанъ Гендерсенъ въ нѣсколькихъ словахъ объяснилъ ему, въ чемъ дѣло.
— Прошу извиненія. — сказалъ незнакомецъ, — что я прервалъ вашъ допросъ, но разъ я уже здѣсь, то позволю себѣ отрекомендоваться вамъ. Меня зовутъ Джемсъ Паллей, я состою шерифомъ, въ графствѣ Пеннингтонъ. Кстати задамъ вамъ, господа, одинъ вопросъ, послѣ чего и поѣду своей дорогой. Не знаетъ ли кто изъ васъ нѣкоего Мартына Хесса, онъ же и Смитъ, и не можетъ ли онъ указать мнѣ, гдѣ его найти?
— Хессъ?! — закричали мы всѣ разомъ. — Да вотъ онъ самъ и есть.
Я готовъ поклясться, что никто изъ насъ не видѣлъ, какъ онъ выхватилъ револьверъ, но въ слѣдующую же секунду дуло его было наведено на Хесса.
— Руки вверхъ! — приказалъ мистеръ Паллей. И если кто шевельнется, то я уложу этого Хесса на мѣстѣ. Я требую его къ отвѣту за убійство трехъ людей, которыхъ этотъ негодяй взялся проводить до Черныхъ Холмовъ, а кромѣ того, и за убійство нѣкого голландца Адольфа Шаффера, убійства, очевидцемъ котораго я былъ самъ.
На всѣхъ лицахъ выразилось полнѣйшее недоумѣніе. Всѣ обступили незнакомца, всѣ смотрѣли ему въ глаза, широко разинувъ рты, или засыпали его вопросами. Шумъ стоялъ невообразимый. Пріятель Ханка, Самсонъ, — тотъ самый, которому онъ писалъ относительно пропавшихъ впослѣдствіи безъ вѣсти людей, — надоумилъ его разыскать ихъ, разсказавъ ему о томъ, что люди эти такъ и не дошли до его жилья, а также о томъ, что въ его поляхъ околачивался одно время нѣкій подозрительный парень, именовавшій себя Смитомъ. Сопоставивъ различныя мелкія данныя и обстоятельства, шерифъ при содѣйствіи своихъ подчиненныхъ напалъ на слѣдъ этихъ людей и, наконецъ, доискался правды. Онъ ѣхалъ сюда, въ эти края, чтобы разыскать Хесса, и, проѣзжая мимо жилища Шаффера, котораго онъ зналъ и у котораго разсчитывалъ немного отдохнуть, случайно сдѣлался свидѣтелемъ его ссоры съ индѣйцемъ. Онъ видѣлъ, какъ въ самый разгаръ этой ссоры, въ тотъ моментъ, когда Шафферъ навелъ ружье на индѣйца, изъ окна дома грянулъ выстрѣлъ, который, однако же, не сразу уложилъ голландца. Вѣроятно, предполагая, что въ него стрѣлялъ индѣецъ, уже державшій ружье наготовѣ, онъ кинулся бѣжать в. ъ направленіи жилья — но изъ окна грянулъ второй выстрѣлъ, прежде чѣмъ онъ успѣлъ добѣжать до навѣса. На этотъ разъ онъ упалъ посреди полосы засѣянной кукурузой, и остался лежать. Тогда индѣецъ, не произведя ни одного выстрѣла, закинулъ свое ружье за спину и поскакалъ по дорогѣ.
— Я кинулся къ раненому, но онъ оказался убитымъ наповалъ и ни въ чьей помощи не нуждался, Между тѣмъ изъ задняго крыльца дома выбѣжалъ какой-то человѣкъ и кинулся къ конюшнѣ; я ему крикнулъ: «Стой!» — но онъ даже не оглянулся. Прежде чѣмъ я успѣлъ добѣжать до конюшни и схватить его, онъ выскакалъ на дворъ, перемахнулъ черезъ плетень и ускакалъ. Я забѣжалъ въ домъ, но тамъ не было никого; очевидно, ускакавшій парень и былъ убійцей Шаффера. Теперь я легко узнаю его въ этомъ человѣкѣ.
И онъ указалъ дуломъ своего пистолета на то мѣсто, гдѣ стоялъ Хессъ… Но Хесса тамъ уже не было.
Слушая его, мы совершенно забыли и о Чотѣ, и о Хессѣ; и какъ только этотъ послѣдній замѣтилъ, что о немъ забыли, онъ рѣшилъ воспользоваться удобной минутой и уползъ въ кусты, а затѣмъ дальше къ руслу пересохшей рѣченки, гдѣ были привязаны наши кони. Но въ тотъ моментъ, когда онъ собирался подняться на ноги и послать радостное проклятіе по адресу одураченныхъ имъ людей, радость эта замерла у него на губахъ и превратилась въ злобное проклятіе бѣшенства и досады — въ двухъ шагахъ отъ него, словно изъ-подъ земли, выросъ Чотка.