– Вы думаете, власть в ваших руках? Черта с два! Мне нужны ответы, я хочу знать, как вам удалось выжить, хотя все, кого я знал, умирали в тридцать пять. И вам придется либо все мне рассказать, либо убить. – Арктур пошел ва-банк.
Старик молча уставился него, а два парня позади напряглись; грязные ботинки зашаркали по полу.
– И, конечно, я никому ничего не расскажу, потому что это и в моих интересах. – Арктур пытался показаться самоуверенным и дерзким, голос его не дрогнул, но поджилки дрожали, а ладони вспотели.
– Наглый мальчишка! – взревел старик и пнул деревянный стул. Он выскочил из комнаты, недолго думая за ним вышли его помощники. Дверь закрылась, и разные голоса вновь завопили наперебой. Потом мужской голос прервал всех, и наступила тишина. Трое вошли обратно в помещение.
Арктур дышал медленно и бесшумно, скрывая тревогу. Он понимал, что смерть может настигнуть в любую минуту.
– Ровно через неделю, в полночь, у того самого белого дома без крыши. Придешь один и без авикома. – Старик говорил устало, медленно, в его голосе не слышалось никаких эмоций. – И раз ты жаждешь ответов, будь добр, внеси свой вклад. Добудь для нас литическую смесь и антибиотики для животных. Это будет твой пропуск в наш мир.
Арктуру не дали сказать ни слова и надели на голову черный мешок.
– Что вы делаете?!
Его руки отвязали от стула, но они по-прежнему были связаны между собой.
Арктура грубо схватили под мышки и куда-то потащили. Спотыкаясь на ступеньках, он пытался поспеть за головорезами.
– Отпустите меня, я могу идти сам!
Никто не отвечал на вопросы и нервные восклицания Арктура. Он слышал, как его ведут по длинному коридору: эхо здесь было сильнее, чем в комнате. Потом снова по ступенькам. В конце дверь скрипнула и распахнулась, холодный воздух ударил в лицо. Его долго вели по улице, а потом поставили на колени. От этих разбойников можно было ожидать чего угодно, Арктур это понимал. В темноте каждый звук скрывал угрозу.
Раздалось шуршание, словно кто-то из них вытащил нож. Заскрежетали камни под тяжелой обувью. Арктур приготовился к боли. Лезвие резво полоснуло по веревке и задело кожу; из небольшой раны на запястье побежала кровь. Но он не чувствовал боли и был счастлив размять затекшие руки, а затем потянулся, чтобы стянуть мешок с головы.
– Даже не мечтай, – раздался глухой голос с пугающей хрипотцой. Потом, уже с другой стороны, последовал удар. Кулак попал прямо в солнечное сплетение. У Арктура перехватило дыхание, он сложился пополам и упал на колени не в состоянии сделать ни вдох, ни выдох. Он, как рыба, выброшенная на берег, бесшумно широко открывал рот, пытаясь набрать в легкие воздух. Через несколько секунд спазм диафрагмы прошел, и Арктур смог вдохнуть.
Когда пришел в себя и снял болтающийся мешок с головы, улица уже опустела. Он был один рядом с белым домом с разрушенной крышей.
Дорога назад оказалась быстрее: Арктур шел бодро, хотя руки и живот еще болели; не озирался по сторонам, не плутал меж домов. Уже в городе ему стало лучше, и Арктур даже пробежался, чтобы успеть принять душ и позавтракать. В пути он пытался осмыслить произошедшее, расставлял факты по местам, выстраивал догадки и отметал в сторону откровенно несостоятельные теории.
Старик не убил его, но был близок к этому. Почему он так внезапно передумал? И что такое «литическая смесь»? Кто такие отдел ПЭ? Зачем разбойникам антибиотики для животных?
Арктур не мог не заметить, что над ним кружил дрон. Временами беспилотник с камерой зависал в воздухе вверху, словно давая понять, что за ним следят. Старик оказался не так прост. Перед тем как войти в дом, Арктур махнул дрону рукой, словно прощался с хорошим другом. «Я вас не боюсь», – должен был означать этот жест. Беспилотник стал удаляться в направлении старого города.
Только в квартире Арктур почувствовал себя в безопасности, и сердце перестало биться как бешеное.
В этот день ему пришлось спуститься на завтрак в уличную забегаловку. У дома под открытым небом стоял автомат с едой, рядом пристроилась пара высоких столиков без стульев. Пища показалась Арктуру непривычной, но вкусной. Прохладный ветер остужал не только кофе, но и голову, переполненную мыслями. Все в это утро было иначе, и Арктуру это нравилось.
