– Нет аппетита, – сказала Маша и усмехнулась, глядя, как в глазах у Симы появилось беспокойство. – Что ты застыла?! Иди за кофе.
Она проследила взглядом за удалявшейся к стойке подругой и осмотрелась. Без особого интереса наблюдая за лицами окружавших ее людей, Маша думала о предстоящем разговоре с родителями и о том, что скажет Сима, явно нашедшая какую-то информацию о… о ее маме и папе… В том, что у Арифулиной имеются важные сведения, Маша не сомневалась. За долгие годы дружбы она хорошо изучила подругу и теперь, видя ее скованность и желание отсрочить разговор, могла точно сказать, что Сима обнаружила нечто значительное, о чем не решалась заговорить вслух.
– Кофе здесь хороший, – сказала Сима, поставив перед Машей пластиковый стаканчик. – Не смущайся вида этой посудины, на вкус он потрясающий. От чашек тут давно отказались, используют пластик, потому что он не бьется. Здесь все из этого материала…
– Не забалтывай меня, – резко произнесла Маша, поднося стаканчик к губам.
Сима, понимая, что тянуть дальше невозможно, достала из кармана халата листки бумаги, сложенные вдвое, и протянула их Маше.
– Это копии, – сказала она. – Как ты понимаешь, оригинал мне не позволили взять.
– И что здесь?
– Сама читай! – вспылила Сима и, облокотившись о стол, обхватила голову руками. – Ты была права. У тебя с твоими… родителями… разная кровь.
– Я об этом уже вчера узнала.
– Я имею в виду, что Калинины тебе – не родные.
– Здесь так и написано? – с насмешкой произнесла Маша.
– Иди ты в задницу! – беззлобно ответила Сима. – Не понимаю, каких слов ты ждешь от меня?
– Извини. Я все еще рассчитывала на ошибку.
– Заведующий отделением, Михаил Валерьевич, достал эти бумаги. Правда, орал он так, будто я его ножом режу, и грозил уволить меня, если вдруг всплывет, что он нам помог. В общем, здесь выписка из карточки твоей мамы… то есть Валентины Борисовны, – поправилась Сима.
– Ты правильно сказала. Она была и останется мне мамой – вне зависимости от того, течет ли в нас одинаковая кровь или нет.
– Слава богу! – воскликнула Сима и радостно улыбнулась, но тут же поникла. – Машка, мне искренне жаль, что все раскрылось при таких грустных обстоятельствах. Если бы ты не заболела, и я не потащила бы тебя в клинику, и…
– Меня до конца жизни водили бы за нос. Не жалей. Все идет по плану!
– Какому плану? – насторожилась Сима.
– Божественному, – рассмеялась Маша, но смех ее был горьким. – Говори, что ты еще узнала. Я, конечно, и сама могу это прочитать, но, боюсь, увижу столько незнакомых слов, что ничего не пойму.
Сима взяла листочки в руки и быстро пробежала глазами по строкам.
– Валентина Борисовна никогда не рожала, – сказала она. – В двадцать лет ей поставили диагноз: гипоплазия матки. – Сима замолчала, подыскивая нужные слова, причем такие, которые были бы понятны Маше, человеку, далекому от медицины. – Проще говоря, недоразвитие. Слово, конечно, некрасивое, но другого я не могу вспомнить. Валентина Борисовна много лет лечилась, пытаясь восстановить матку в ее естественных размерах. В какой-то момент ей это удалось, но две последующие внематочные беременности поставили крест на ее возможностях родить ребенка. Без фаллопиевых труб, как ты понимаешь, яйцеклетка не может спуститься в матку, поэтому помочь ей могло только ЭКО.
– Искусственное оплодотворение?
– Правильно. Но в те годы в России об ЭКО мало что было известно, лишь в узком кругу специалистов, работавших в области гинекологии.
– Оставался единственный способ – удочерение, – закончила Маша.
– Думаю, лучше тебе поговорить об этом с… родителями.
– Да, – согласилась Маша и поднялась.
– Обещай мне не ломать дров!
– Обещаю, – усмехнулась Маша. – Тем более что дровосек из меня неважный.
– Уже придумала, как начнешь разговор?
– Даже не представляю. – Маша взяла бумаги, принесенные Симой. – Но тянуть с беседой я не стану, иначе умру от неизвестности.
– Что ты хочешь узнать? Кто твои настоящие родители?
– И это тоже.
– Если тебя удочерили чужие люди, значит, родным ты была не нужна! – вскричала Сима, приложив руки к груди. – Машка, неужели ты хочешь найти тех, кто от тебя отказался?!
