Через несколько недель Флауерс умер в больнице, правда, не окружной, но он не заметил разницы. Почти месяц его пичкали сильными транквилизаторами, пока не пришлось уменьшить дозу. Как только у него появились силы, он умудрился повеситься в своей комнате.
Его похороны были событием в жизни штата. Собралась огромная толпа, многие плакали. Муниципальный Совет был в числе тех, кто бросил горсть земли на крышку бронзового гроба. Но он не плакал.
Никто не поинтересовался остатками сгоревшего аппарата, а Уилмот ничего не рассказывал. «Изобретениям нет числа, — думал он, — и чтение мыслей — это дело белых. Если это вообще чье-либо дело». В мире Мириона Флауерса многие семена прорастали здоровыми, но некоторые зрелые плоды потом становились ядовитыми.
Без сомнения, ни один мозг не выдержал бы непрерывного слушания всех чужих мыслей, имевших отношение к нему. Машина вызывала головокружение, сводила с ума. Человеку, надевшему такой шлем, пришлось бы плохо в любом мире. Но только в мире Мириона Флауерса он мог погибнуть от всеобщей ненависти.
