Почувствовав недомогание еще 27 октября, Александр I возвратился 5 ноября из поездки по Крыму в Таганрог и слег. И хотя никаких признаков смертельной болезни у императора не было, 5-го же ноября три самых близких к нему человека — императрица Елизавета Алексеевна, генерал-адъютант Волконский и лейб-медик Виллие — начали, независимо друг от друга (?), вести дневники о ходе болезни Александра. Волконский и Виллие закончили свои записи в день смерти Александра, 19 ноября, Елизавета Алексеевна — неделей раньше.
Исследователей до сих пор волнует вопрос: чем объясняется такое поразительное единодушие названных лиц, когда, повторяем, ничто не предвещало трагического исхода? По их мнению, оно или необъяснимо вообще или обусловлено сговором между авторами дневников, которые поставили целью создать единую картину развития болезни императора. Если допустить, что болезнь лишь симулировалась, а на самом деле готовилось исчезновение Александра, то версия о болезни, подтвержденная близкими к нему людьми, вполне объясняла и его смерть, на самом деле мнимую.
Немало удивлений вызывает и протокол вскрытия. Составленный врачами Стофрегеном (медиком императрицы), Тарасовым и все тем же Виллие, он являет собой «шедевр» эскулапова искусства, по которому невозможно понять не только ход болезни Александра, но и сказать с полной ответственностью, что в нем отражены моменты вскрытия именно императора, а не какого-то другого человека. То есть налицо та же запутанность, что и в случае с дневниками.
Следующий, не до конца выясненный, вопрос: кто же до самого последнего вздоха находился возле умирающего? Судя по дневникам — их авторы плюс доктор Тарасов. Однако советский историк профессор Андрей Сахаров, изучая документы, касающиеся таганрогских событий, обнаружил существенную «нестыковку» между дневниковыми записями и действительными фактами. Оказалось, что в последние дни жизни Александра возле него не раз и подолгу оставалась ОДНА императрица, и этот факт открывает широчайший простор для всякого рода предположений.
С императрицей же связано и еще одно свидетельство, сделанное генерал-адъютантом Волконским. Он заявил, что 11 ноября (а это, как мы помним, день, когда Елизавета Алексеевна прекратила вести свой дневник) император позвал к себе жену, и она пробыла у него полдня. Почему так долго, и о чем говорили они? И тут нелишне повторить, что в этот же день Александр получил от своих агентов сведения о существовании антиправительственного заговора, так что разговор с императрицей мог касаться этого вопроса, после чего супруги могли принять какое-то решение. Какое?
Непонятны и другие обстоятельства, связанные уже со смертью Александра. Например, на панихиде в таганрогском соборе не присутствовала императрица; не было ее и в составе траурного кортежа, доставившего тело императора в Москву. Но если этот факт в какой-то мере можно оправдать болезнью императрицы, то не сопровождение покойного генерал-адъютантом Волконским просто необъяснимо. Он по своей должности обязан был безотлучно находиться при императоре — живом или мертвом, — однако почему-то не выполнил этой святой обязанности. Может быть, он был занят в эти дни какими-то секретными делами?
Словом, не делая никаких радикальных выводов, тем не менее можно отметить, что даже в том случае, если Александр I действительно умер в Таганроге, то его смерть почему-то сопровождалась массой таинственных обстоятельств, которые не объяснены вполне и по сегодняшний день. А когда существует поле для предположений и догадок, на нем всегда произрастают легенды.
В начале повествования уже упоминалось о первом явлении миру человека, вошедшего в историю под именем старца Федора Кузьмича; теперь есть все основания поговорить о нем подробно.
Сосланный, как помнят читатели, в деревню Зерцалы Томской губернии, Федор Кузьмич прожил там до 1859 года. Он с первых дней привлек к себе внимание окрестных жителей своей представительной внешностью и величественной осанкой, но более всего — своими знаниями русской истории, придворного этикета и владением иностранными языками. Общаясь со старцем, каждый видел, что перед ним человек не простой, однако на все вопросы о своем прошлом Федор Кузьмич отвечал уклончиво и двусмысленно. Например, он говорил: «Я родился в древах. Если б эти древа на меня посмотрели, то без ветру вершинами покачали бы».
