Что к ужину всех созовет,
В объятьях провисших шезлонгов
Затих терпеливый народ.
Обычная, едкая скука,
Как жгучий сигарный дым, —
Домотдыховского досуга
Быт вязок, неколебим.
Статичная, сонная сцена,
Застывший не к месту бетон,
Как будто весь мир вдохновенный
Был в Лота жену превращен.
Увязнув в портовых блокгаузах,
Застыл края солнца венец...
Наверно, на кнопку "Пауза"
Нажал недовольный Творец.
Под "Москву златоглавую"
Ой, ты, Русь молодецкая
С края до конца!
Дочь купца с Павелецкого,
Глазки в пол-лица.
Щечки пухлые розовы,
Не боишься мороза ты,
Ты красавица русская
С крепкой длинной косой.
Мужики опьяневшие,
От вина одуревшие,
Вереницею длинною
Тянутся за тобой.
По завьюженной улочке
На свиданье спешу,
На углу возле булочной
Я тебя подожду.
Ты такая потешная
Прибежишь покрасневшая,
Словно пламенем губками
Ты меня обожжешь.
Мои руки опущены,
Ты смеешься распущено,
Побежишь по тропиночке,
За собой позовешь.
Солнце к вечеру склонится
Над морозной Москвой.
Заведешь меня в горницу
И поманишь рукой.
До того не целованный,
Я тобой очарованный,
В голове опьянение
От безумной любви.
Поцелуями жгучими
Твои губы замучаю
И усну успокоенный
У тебя на груди.
* * *
Я выбираю песню, что ясно поется,
Я называю имя, ответа не слыша.
Ветром хмельным в наш город туча ворвется,
Грязным дождем описает грязные крыши.
Мне ничего не значат звуки тамтама,
В каждом движении я ощущаю условность.
Мне не понятна печальная Гамлета драма
В мире, где дико и грязно, где царствует злобность.
Туча уйдет и оставит описанным город,
Город все это оставит помимо вниманья.
Льется вода в оттопыренный шеею ворот.
Эта условность и есть мой предел пониманья.
* * *
Мальчик стоит у стенки,
Задумчивый, как философ,
В котором две сотни вопросов
Решения ждут и оценки.
Он пальцем с обкусанным ногтем
Скребет со стены штукатурку.
Одет в доходную тужурку
С изрядно разорванным локтем;
Штаны его на коленях
Топорщатся одутловато;
И весь он какой-то помятый,
Как в тире под вечер мишени.
Задумчивый мальчик, сокрыты
В тебе бесконечные бездны
Порывов прекрасных, прелестных
Напевов для нежной сюиты.
Когда-нибудь ты взорвешься
Фонтаном поэзии жаркой,
Как Данте, Шекспир и Петрарка...
А может, ты просто сопьешься.
* * *
Не может быть чудесной воли
Еще на свете бестолковом.
Людское наше невезенье,
Лихое, гадкое и злое,
Идиотичное до боли,
Катастрофически не ново —
И потому мои сомненья
Решительно владеют мною.
Иудино глухое счастье,
Лишенное блаженства лета,
Лишенное всего земного,
Отчаявшись, во мне живет.
Вошедшие в меня ненастья
Найдут там, верю, капли света,
Еще не данные от Бога...
Вот!
* * *
...Если же выйдет река из крутых берегов,
Если же вспыхнет земля у нас под ногами,
Станем прекрасными птицами и без оков
В небо взлетим — там наше место, под небесами.
Будем с тобою мы выше всех глупых обид,
Будем с тобою мы выше корыстных стремлений.
И ни к чему здесь с тобою нам делать вид,
Будто в нас умер народом не признанный гений.
Нам ни к чему здесь казаться такими, как все,
И потому мы здесь будем такие, как есть.
Нам здесь понятней слова о любви и красе
И не понятны стенанья про долг и про честь.
В чем этот долг пресловутый? Кому мы должны?
Разве все те, кто внизу, видят дальше своих сапог?
Мы над землей вознеслись, и нам здесь нужны:
Мне — только ты, тебе — только я, и нам — только Бог...
* * *
Да, я ушел... В печальной мгле мой след растаял,
И звук шагов в тумане пепельном погряз.
И никогда мой голос в песне не оттает,
Он вырвал из души последний звук в последний раз.
Не оглянусь! И о прошедшем не напомню.
В кисельно мерзкой мгле не оживет мой след,
Исчезнет голос мой, разлившись хлипким стоном,
Погаснет все, что дарит сердцу свет.
Да, я ушел... Бесследно и беззвучно.
Что жить могло во мне, то больше не живет,
Свою и Вашу души мне не стоит мучить,
Пусть в пепельный туман моё со мной уйдет.
Забудьте обо мне, Вы многое забыли,
Пусть имя Вам мое не омрачит чело.
Я уведу туман, чтобы лучи ожили,
Чтобы не боль — тепло Вам сердце обожгло.
* * *
Я вижу небо,
Я слышу птиц...
Раздвинуть мне бы
Простор границ
Того, что слышу,
Что знаю я,
В чем ясно вижу
Пресс бытия.
