— Что за шум в три часа ночи?
Из-за машин появляется Суини. Неизвестно, сколько времени он находится здесь. Тонким длинным лезвием перочинного ножа он чистит зубы, издавая свист при передвижении от одного зуба к другому. В полосатом халате, босой, Суини делает вывод:
— Кое-кто не может уснуть.
— Занимайся своим делом, старик, — говорит ему Шейн.
Взглянув на него, Суини фыркает от смеха.
— Ты на моей земле, сынок. Возможно, мое дело как раз в том и состоит, чтобы арестовать тебя. А то и пристрелить.
Все замолкают.
— С вами все в порядке, мисс? — спрашивает Суини у Келли.
— Нет, не все, — говорит Адриенна, не дав Келли ответить. — Помимо всего прочего, этот урод украл у нее все деньги.
— Мисс, — повторяет Суини. — Вы в порядке?
— Да, сэр. Пожалуй, что так.
Взяв Келли за руку, Суини помогает ей подняться. Движется он неторопливо.
— М, — обращается он к Минотавру. — Фаркоп у тебя получился что надо. Ты молодчина.
Все смущенно смотрят на фаркоп, прикрепленный к задней части «веги».
— Это еще что за хреновина? — спрашивает Шейн.
Странное дело, но догадки возникают, опираясь на самые невероятные источники. Возможно, Суини слышал все, о чем тут говорилось, с самого начала. Возможно, все произошло оттого, что Минотавр упомянул имя Келли во время их продолжительной поездки во Флориду за трейлером-лавкой. Поскольку Суини в известном роде романтик, нетрудно догадаться, как он сообразил, что произошло.
— Это твоя девочка, М? — спрашивает Суини.
— Ммм, — удивленно отвечает Минотавр.
— У тебя какие-то претензии, старый? — говорит Шейн, поубавив на этот раз спеси.
— Претензий у меня навалом. Но вот что я хочу сказать тебе на этот раз, сынок. Если ты еще хоть раз откроешь рот и скажешь слово, неважно какое, больше ты не сможешь произнести ничего по крайней мере с месяц.
Суини сует руку в задний карман и не вынимает ее оттуда. Этим приемом он пользовался уже не раз. В кармане у него нет ничего, разве что немного жевательного табака. Однако старик произносит эти слова так убедительно, что Шейн тотчас отступает.
Хенк становится рядом с ним, рассеянно почесываясь. Адриенна наблюдает за происходящим.
— Это она? — спрашивает Суини.
Минотавр кивает головой. Да.
— Гмм, — говорит Суини, внимательно и доброжелательно разглядывая Келли, словно перед ним автомобиль, который он хочет купить или продать. — По-моему, из нее получится отличный компаньон.
После чего он возвращается к себе в дом, где усаживается у окна у всех на виду, по-прежнему ковыряя перочинным ножом в зубах.
— В чем дело, черт возьми? — спрашивает Адриенна.
Вопрос этот интересует всех.
— М, — говорит Келли. — О чем это он? Про какого такого компаньона он толкует?
Человечество создает гибрид, чудовище, исходя из множества потребностей: чтобы взвалить на него бремя вины; чтобы он стал символом врожденной низости; в качестве напоминания; по личным причинам — для искупления чужой вины — и по причинам ошибочным. Когда чудовище оказывается наделенным человеческими чертами, возникают проблемы.
В кемпинге «Счастливая подкова» три часа утра. Всего несколько минут назад группу собравшихся здесь людей обуревал гнев. Но гнев — преходящее и непрочное чувство. Он может внезапно исчезнуть, сменившись чувством смущения, а может пойти и по другому пути. Нужен лишь легкий толчок, сделанное мимоходом замечание, взгляд в ином направлении, для чего в данном случае потребовался Суини. Все стоят скопом и не знают, что им теперь делать.
Хенк шлепает ладонью комара, успевшего впиться ему в ногу. Роберт сидит в своей машине с включенным радиоприемником. Он готов уехать отсюда, только бы вместе с ним уехали и Шейн с Майком. Полагая, что никто не обращает на него внимания, он вылезает из машины и прячет бейсбольную биту в багажник.
— Компаньон, М? — Сунув руки в карманы армейского мундира, Келли подходит к Минотавру.
— Неужели ты попадешься ему на удочку, Келли? — говорит Адриенна.
Требуется объяснение.
— Он тебя подставит, — заявляет Шейн. — Ты забыла, что сделал этот озлобленный урод?
Однако стоящий в рваных пижамных штанах, грязной рубахе, тяжелых башмаках Минотавр, несмотря на свою бычью внешность, производит впечатление не озлобленного, а ранимого, достойного жалости, похожего на человека существа.
