Я принадлежу тебе, видимо, так же, как жертва принадлежит избравшему ее тигру.
Твоя Теа».
Письмо потрясло его. Он читал, и перечитывал его, и читал снова. Внезапно (это было с ним впервые) он вдруг подумал о том, что их встреча возможна. Для этого, понимал он, ему все придется поставить на карту — и это будет его последняя игра. Он не сомневался — при встрече Tea откроет ему свои объятья. Но, не сомневаясь в этом, он знал, что самому ему будет нечего предложить ей, кроме себя. От этих мыслей у него закружилась голова, словно в бешеном ритме танца. О, этот танец он готов был начать, даже если с каждым движением он приближался к смерти. Он был готов танцевать — до самого конца, не выпуская ангела разрушения из своих рук.
И тут на него обрушилась новая беда. Спрятав свое лицо за густой бородой и усами, он прилетел в Европу, но, проходя, как обычно, паспортный контроль, впервые в своей жизни допустил невероятную оплошность: из трех, находившихся в его распоряжении паспортов он предъявил не тот, что следовало. Его пригласили на допрос, обыскали и нашли еще два паспорта и заряженный пистолет.
Там же, в аэропорту, он был арестован.
27
Сидя в тюрьме, он терпеливо ждал суда, за которым должна была последовать высылка из Англии. Он не сомневался, что его выручат, как не сомневался и в том, что в Израиле его ждет строгий нагоняй; более того, он станет объектом насмешек. Но ему на все это было глубоко наплевать; его танец с ангелом смерти начался. Теперь он думал только об одном — о том, как он встретится с Теей. А что до остального… ему не представляло никаких трудностей в самом скором времени после освобождения и высылки снова вернуться в Англию. Это можно было сделать через третью страну, к примеру отрастив более длинную (или, наоборот, убрав вообще) бороду и укоротив усы — или наоборот; можно было въехать под своей фамилией, а нет — то под любой другой. Он жил, полностью погрузившись в свои мысли, он застыл в ожидании. Дни складывались в недели, недели в месяцы. Время, проведенное им в камере, было едва ли не самым счастливым в его жизни.
Tea, ошеломленная некоторыми замечаниями в его последнем письме, писала ему:
«Друг мой!
Прости мне, если я ошиблась. Прости за то, что я сейчас собираюсь тебе написать. Я хочу тебе задать один вопрос, только один… Ты сам меня к этому вынуждаешь.
Я все думала о комплиментах, которыми ты осыпал меня, говоря о моей способности к расшифровке, чтению между строк — особенно это относится ко всему тому, что связано с выражением твоих глаз; помню, что я употребила выражение „невинный убийца“ и вместе с тем ты пишешь, что, к твоему счастью, я не сделала „далеко идущих выводов“.
Вопрос, который мучает меня, звучит так: „Скажи мне, пожалуйста, скажи открыто и честно, потому что до сих пор я продолжаю верить каждому твоему слову… Скажи, не виновен ли ты… пусть даже частично, в смерти Г. Р.?..“
Теа».
Александр, до которого это письмо никогда не дошло, не мог, в свою очередь, писать Тее, сидя в английской тюрьме. А посему, по прошествии долгого времени, не получая никакого ответа, она написала еще одно послание.
«Мой дорогой, мой неизвестный, мой печальный, мой грустный человек!
Я готова никогда не отсылать те письма, которые положила в шкатулку. Я готова на все, только бы ты написал мне снова. Со времени последнего твоего письма прошло уже полгода. Почему ты молчишь? Что-то случилось с тобой, я чувствую… чувствую, что тебе плохо. Прошу тебя, умоляю — не умирай! Не исчезай… Откройся мне, может быть, я смогу тебе помочь. Может быть, пойду за тобой. А может быть, я захочу покончить со всем этим и порвать твои письма. Ты не можешь поступать со мною так. Я не контора. Я женщина, и мне скоро исполнится двадцать шесть лет. Ноша, которую ты возложил на меня, — мне непосильна. Почему ты требуешь от меня так много?
Я не сомневаюсь в твоей любви, но эта любовь мне не по силам. Я чувствую себя твоей вдовой. Но и вдова имеет право знать, что случилось. Ты не вправе исчезнуть вот так, бесследно. Что мне делать? Скажи, что мне делать?..»
И это письмо никогда не дошло до адресата. Когда же наконец он обрел свободу (после того, как был выслан из Англии) и вернулся в Израиль, он решил, что еще некоторое время не будет писать Тее — до тех пор, пока не подготовит все для своего возвращения в Англию и не предстанет перед ней лицом к лицу. За час до встречи, решил он, он сбреет и бороду и усы.
