Оскорбленный шофер усмехнулся:
— Чтобы сделать это, надо прежде всего найти того, кто его убил.
— Я найду его, — сказал Александр. — Можешь не сомневаться. Я его найду.
7
За последний год Александр сильно вытянулся и возмужал. Он уже был на голову выше всех в классе. Сидел он теперь за партой один, рядом с ним никого не было. Он пересел после того, как он поцеловал Лею. Зато он проводил с ней все время на переменах; у них даже был в коридоре собственный уголок. На всякий случай парни обходили Лею стороной; с разговорами к ней подходили только подруги. Разумеется, за их спиной шептались. Алекс, мол, купил Лею, как же, с его-то деньгами… Лее это было все равно. Она хотела только одного — дожить до того дня, когда она сможет принадлежать ему целиком. Это и будет счастьем, об этом она мечтала. Быть с ним, принадлежать ему. Больше ничего.
Для Александра тот год был годом чтения. Из отцовской библиотеки он непрерывно брал книги. На немецком, русском, иврите. Он теперь тайно вел дневник, делая там самые важные для него записи. Тогда же он отметил те четыре книги, которые произвели на него самое сильное впечатление. Он писал:
«„Крейцерова соната“ Льва Толстого — это очень интересное произведение, потому что там объясняется, что семейная жизнь может быть опасна для человека. Музыка тоже опасна, но здесь я уверен, что эту опасность можно преодолеть. Сейчас я не могу сказать, как именно, но я почему-то уверен, что это достижимо. В любом случае поражает, как писатель проник в самую суть музыки. Еще одна великая книга — „Моцарт и Сальери“ Пушкина. Его идея: злодей, готовый совершить преступление, не может быть великим артистом. Он пишет об этом четко и ясно: „Гений и злодейство — две вещи несовместные“. И я думаю, что здесь Пушкин совершенно прав.
„Михаэль Кольхаас“ Клейста. Это имеет отношение к морали. К вопросу о праве на мщение. Мстить врагам надо, но здесь существует и граница. Недопустимо лишать жизни стольких людей из-за лошадей. Я долго размышлял над этой проблемой. Я ведь сам поклялся отомстить за кровь отца Леи. Я решил, что за него я убью десять арабов, чтобы свести счеты. Я думал, что прав. Но сейчас думаю иначе. Мне придется найти убийцу и рассчитаться с ним одним. Иначе со мной произойдет то, что произошло с Колхасом. Я имею в виду ту ошибку, которую он допустил.
Но самая интересная книга из всех, что я прочитал до сих пор, — это „Дон Кихот“ Сервантеса. Почему я считаю ее самой-самой? Прежде всего, она очень смешная… и в то же время очень, очень трогательная. Я могу в этом признаться, не стыдясь, — я плакал, когда дошел до места, где Дон Кихот держит речь перед пастухами. И еще я плакал в самом конце, там, где описывается его смерть. И еще в нескольких местах. Но конечно, я не только плакал — много, очень много раз я смеялся, также до слез. По-моему, эта книга обо всем человечестве, о каждом из нас… даже о моем папе… даже обо мне. Каждый из нас бывает то Дон Кихотом, то Санчо Пансой, а иногда и тем и другим вместе. Какая глубокая идея! Сервантес — самый великий писатель из всех, кого я читал. Я сказал об этом отцу, и он со мной согласился. Мама тоже; но она больше всего на свете любит Гете. И по ее просьбе я прочитал „Страдания молодого Вертера“. Это тоже замечательная книга. Но вот „Фауста“ я не одолел. Там для меня слишком много философии и слишком сложные рифмы»…
На Песах того же, 1936 года арабы снова развернули террор против евреев. И снова у дома на холме появились укрепления в виде мешков с песком — на восточном склоне, только на этот раз позицию защищали уже не шесть, а двенадцать человек. Потому ли, что их было так много, или потому, что времена настали другие, но вела себя эта дюжина довольно развязно. Они никого ни о чем не спрашивали: прежде всего расчистили себе место под навесом, где хранился инструмент, притащив толстые жерди, предназначенные для ограды, накрыли все это щитами, соорудив таким образом длинный стол, за которым тут же расселись, ожидая обеда; в дальнейшем они так же без спросу брали лопаты, мотыги и прочий инструмент и с удовольствием плескались в водоеме. Абрамовы молча терпели все это самоуправство. Но одним прекрасным утром Александр вышел во двор и обратился к одному из защитников, который командовал остальными.
