– Сам?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты думаешь, он следил сам или кого-то нанял?
– Интересный вопрос…
– Я бы на твоём месте показала фотки Четверткова соседям Геликанова, старушкам во дворе. Вдруг кто-то видел его там раньше.
– Хорошая идея, постараюсь выяснить.
– А у Прокофия до Оксаны была девушка? – неожиданно спросил Морис.
– Если и была, то что? – удивился Шура.
– Она могла бы охарактеризовать его…
Шура усмехнулся:
– Брошенная женщина только чёрными красками рисует изменщика.
– А с чего ты взял, что он изменщик? – удивилась Мирослава. – Может, он с прежней пассией расстался задолго до Оксаны. Может даже, не он её оставил, а она его.
– Ага, по обоюдному согласию, – усмехнулся Шура, – современные девицы бизнесменами не кидаются, – добавил он назидательно.
– Много ты знаешь о современных девушках, – не согласилась Мирослава, – вот наша Люся два месяца назад банкира бросила.
– Люся – это отдельный разговор, – хмыкнул Шура.
– А вы, Мирослава, смогли бы бросить банкира? – неожиданно спросил Морис.
– Нет, не смогла бы, – уверенно заявил Шура.
– Да? – грустно спросил Миндаугас.
– Без сомнения! – пылко заверил его Наполеонов и добавил, сжалившись над поникшим парнем: – Потому что она бы с ним изначально встречаться не стала.
– Вот как? – искренне удивился Морис.
– Ты всё ещё не заметил, что Мирослава у нас девушка самостоятельная и граждане с туго набитыми кошельками и мачо могут отдыхать. Они годятся разве что на роль клиентов.
Морис не подал виду, что подобная характеристика его работодательницы пришлась ему по душе.
– А Люся? – спросил он лениво.
– А Люся у нас экспериментатор, она изучает все виды мужского пола, встречающиеся на её пути, а потом уже совершает естественный отбор, – расхохотался Наполеонов.
Мирослава, лукаво улыбнувшись, спросила:
– Шура, ты не боишься, что Люсе твои рассуждения не понравятся?
– А кто ей о них расскажет? – прикинувшись наивным, поинтересовался Шура.
– Ты прав, никто. Вернёмся к Геликанову. Ведь Морис прав, неплохо было бы узнать о девушке Геликанова. Возможно, их было несколько.
– Возможно, – согласился Шура, – вот ты сама и займись этим.
– Нет, – сказала Мирослава, – для начала ты поинтересуешься личной жизнью Геликанова в ходе допроса.
– Думаешь, он охотно раскроет мне свою душу?
– Охотно, неохотно, не имеет значения. Ты следователь, подбирай ключи.
– Ладно, ладно, – согласился Шура.
Мирослава встала и скрылась в доме, но вскоре вернулась с гитарой.
– Спой Шурочка, а то соловей умолк.
Шура ломаться не стал, взял гитару из рук подруги, пробежал пальцами по струнам, настраивая себя и инструмент. Вскоре его приятный баритон свободно полился, волнуя тишину приблизившейся ночи:
Была весна. Цвели пионы.
Похолодание пришло,
Опали яркие бутоны,
И ветки снегом замело.
Была любовь. Со мною рядом
Была любимая. Теперь
Один смотрю застывшим взглядом
Я на закрывшуюся дверь.
Придёт тепло. Весна вернётся,
Всё снова зацветёт вокруг.
Вернись и ты ко мне, как солнце!
И жизнь войдёт в привычный круг.
Ни жалобы и ни упрёка
Ты не услышишь от меня!
Мне без тебя так одиноко!
Вернись ко мне, любовь моя!
Пион пылает точно солнце,
Я душу всю отдам до донца.
Когда он закончил петь, Мирослава взяла из вазы большой вишнёвый пион, казавшийся почти чёрным под сиянием выплывшей луны, и вручила его Шуре.
– А теперь, мальчики, спать, – проговорила она, сняла с колен Мориса кота и скрылась в доме.
Вскоре все разбрелись по своим комнатам, и в доме стало тише, чем в саду, где шуршал листьями деревьев ветер и время от времени принимались петь птицы.
Дверь в кабинет Шуры приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась лохматая голова молодого сотрудника.
– Александр Романович, – проговорил он, – там к вам гражданин Геликанов Василий Афанасьевич рвётся.
– На ловца и зверь бежит, – пробормотал Шура.
– Чего?
– Ничего, это я так. На, лучше отнеси пропуск страждущему.
– Это я мигом.
Минут через десять в дверь нетерпеливо постучали.
– Входите.
Василий Афанасьевич не вошёл, он влетел, как ураган.
– До каких пор вы будете…
– Здравствуйте, Василий Афанасьевич, присаживайтесь, я вас как раз ждал.
