— Толя, — удивляюсь, — что с тобой? Не грибочки ли бунтуют? — позволяю своевременную шутку.
Поглядев на меня полоумным и трагикомическим взором, трейдер указывает рукой на экран:
— Сто двадцать одна тысяча, — выдавливает из себя, — пятьсот шестьдесят девять долларов и тридцать пять центов.
— И тридцать пять центов, — задумчиво повторяю я.
— И ещё сто двадцать одна тысяча пятьсот шестьдесят девять долларов, напоминает Анатолий, протирая глаза. — За десять часов. Это не сон? Или сон?
— Сто двадцать одна тысяча! — переспрашиваю и не верю: — Шутишь, негодяй?! Не шути так, убью!
— Какие шутки, — обижается трейдер. — Смотри сам, — указывает на таблицу. — Доллар к доллару! Цент к центу!
— Есть! — ору, выбрасывая руку вверх, как это делают победители олимпийских игр. — Илюха, мы их сделали — хорошо сделали! — Трясу аутиста за безучастные плечи. — Ты гений игры! Мы с тобой!.. Миллион наш будет!..
Естественно, на мое столь возмутительное поведение в серьезном учреждении было обращено внимание. Главный менеджер Попович прискакал, как зеленый кузнечика, ха-ха, взирал на меня, как бык на красную тряпку, ха-ха, а, узнав причину моей неистовой радости, посинел от горя синим морем, ха-ха!
— Дядя Попович, не переживай, — обслюнявил неудачника с физиономией удавленника. — Я тебе куплю чупа-чупсу, чтобы жизнь слаще казалась. — И обратился к коллегам, без должного, надо сказать, энтузиазма реагирующим на мою непритворную радость. — Господа! Всех приглашаю на ужин в «Метрополь»!
— На какие шиши, — прошипел Попович, пытаясь приостановить праздник на моей улице.
— Как это, на какие?! — взвился. — Смотри на экран, чурбанчик! Заработано потом и кровью!
— Их ещё получить, — гнусавил мой недруг, — надо.
Я расхохотался: за свои родные горловину всем перегрызу! Если кто меня не знает, то скоро узнает, это говорю вам я, погранец-поганец! Никто и ничто меня не остановит на нелегком пути к призу в один миллион! Миллион будем — и будем моим! И только моим!
Увлекся, это правда. И вел себя, как пестрый Петрушка на базаре, но ведь не каждый день приваливает такой сказочный фарт! Да, я верил в себя, однако то, что произошло, потрясло меня до самого до основания. Кто из нас не мечтает сцапать жар-птицу за хвост удачи. Все мечтают, да не всякому…
И тут мой пьяный от счастья взгляд упал на Илюшу Шепотинника. Он по-прежнему сидел на стуле — одинокий, убогий, с блуждающей ухмылочкой идиота.
Бог мой, я совсем плох! Ведь это все он — он, мой друг детства! Как мог о нем позабыть, оболтай! Только необыкновенная способность Ильи предугадывать движение валют привело к такой потрясающей нашей виктории.
Винясь, кинулся к аутисту. Не думаю, что он понимал происходящее, но ситуацию постиг я: без Ильи — я никто, точнее, дырка от бублика, о которой он, кстати, намедни лопотал.
— Пойдем, — взял его за руку. — У нас много дел.
Впрочем, дело было всего одно: топать в кассу и обналичить некую сумму, чтобы пристроить пир во весь мир. И что же я узнаю через минуту?
— Касса закрыта-с, — сиропно улыбнулись служивые людишки. — Приходите завтра-с.
Конечно, я не сдержался, виноват. И кто бы сдержался в такой ситуации, когда владеешь несметными богатствами, а в кармане — вошь поет на аркане? Я сказал все, что думаю о порядках в этом валютном вертепе, и потребовал к ответу господина Брувера.
— Или он уже убыл в неизвестном направлении? — бунтовал я. — Как бабки отбирать — все на месте, а как давать…
— Исаак Исаакович ждет вас, — сообщил главный менеджер Попович после того, как я устал вопить, и добавил, что такие вопляки, как я, на бирже долго не задерживаются.
— А ты не пугай нас, басмач, — огрызнулся. — Мы с Илюшей пуганные. И, обняв аутиста за плечи, отправился толковать к исполнительному директору ВБ.
Желание мое сказать все, что я думаю о делах скорбных на бирже, было велико. Огромно оно было, как небо. Однако не хотелось подводить Маю, коя нежданно нам подсобила в неравной битве на валютном поле. И поэтому я решил прикинуться заплатанным валенком, что было совсем нетрудно. То есть перед светлыми симитскими очами господина Брувера предстало два валенка — Илья и я.
