Бывший спортсмен задумывается — не человек: глыбище. Через минуту заявляет: коль наш Илюша лечился в Кащенко, засылаем туда трех «быков», они этого профессора из-под землей откопают. В его предложении был свой резон, и я соглашаюсь, предупредив:
— Только без насилия. С уважением-с.
— Нет базара.
Кто бы не поверил, а я поверил. В очередной раз. Удивительное свойство доверять тем, кто тебя уже не раз подводил. Как я не мог понять, что «спортсмены» живут своими представлениями о мире, существуя в параллельном от нормального, как те же аутисты.
Это выяснилось после того, как бойцы выполнили задание. Они выполнили, но как? Через жопу свою они его выполнили. Лучше бы я сам отправился за профессором. Да побоялся оставить Илью одного. И мы с ним битых два часа собирали из пазлов парусник.
Это были странные и чудные минуты единения. Возникало впечатление, будто два наших мира пересеклись в одной точке. Пересеклись в отличие от параллельных линий, не могущих этого сделать никогда.
Покой и безмятежность исходили от Ильи — кошмары душевной дисгармонии и маеты закончились. Мое явление рассеяло прочь черных чудовищ, пытающих уничтожить океанский простор, где вольно на волнах мчал парусник. Именно он, этот кораблик, и представлялся материализованным символом нашего союза.
Потом раздался шум машины — на территорию въезжал лакированный «Мерседес», нарушающий тишину нашего парадиза.
Из лимузина выбрались трое «спортсменов». А где же профессор? Неужто не нашли? Слабы, «быки», позлорадствовал я, слабы.
Но когда подошел Василий, его друзья открыли… багажник. Из багажника был извлечен некий предмет, похожий на кокон.
Дурные предчувствия объяли меня, как свежий жидкий бетон свидетеля по кремлевскому делу «Мабитекс».
Да, тупые трупоукладчики нашли профессора в лечебнице? За что им, конечно, отдельное спасибо. Однако зачем пихать в багажник светилу психиатрической науки, уважаемого члена народного общества и члена АН России, прилежного семьянина?
Все эти вопросы я задал Василию. Тот — своим болванам. Разматывая кокон смирительной рубашки, бойцы отвечали: профессор Карлов не пожелал совершить моцион на природу и даже успел вызвать медицинских братьев.
— Замочили кого? — поинтересовался господин Сухой с такой интонацией, будто спрашивал о белье, которого надо было замочить в баке.
— Не, — получил ответ. — Так, стрельнули в потолок.
Я плюнул в сердцах: вот это «уважение-с», просимое мной. Никому ничего нельзя доверить! Опошлят, обгадят, облюют, обмажут говном и сделают вид, что так и надо.
— Бывают, — развел руками Вася, — промашки.
Я не выдержал и заявил, что с удовольствием бы выбил ему мозги, но этого не сделаю. Почему? Потому, что их у него вообще нет!
И на меня не обиделись. Разве можно обижаться на правду?
Наконец, перед нами всеми, за исключением Ильи, предстал несчастный профессор, всклокоченный, как и его докторская редкая бородка. Был он росточка небольшого, на нем плешивилась лысина, а подвижное личико капризничало. Голос оказался визгливо-дамским:
— Господа, что это такое?! Господа, я не понимаю? Я буду жаловаться, господа! — Подслеповато осматривался, как весенний опоссум после зимней спячки. — Где мой саквояж?
Надо брать инициативу в свои руки, решил я, а корифея отечественной психиатрической науки — под руку:
— Карлов Карл Карлович? — спросил с любезностью, на которую только был способен.
— Да-с. С кем имею честь?
— Вячеслав я-с, — шаркнул ножкой. — Простите исполнителей. Мы, наоборот — с полным уважением-с. Ваш вызов будет хорошо оплачен, — и выразительно глянул на господина Сухого. — Будет оплачен по высшему тарифу, — повторил. — Прошу, профессор, — указал рукой на кирпичное блемандже.
Мои культурные речи привели ККК в доброе расположение духа. Он понял, что плохое осталось позади, и принялся оправлять бородку и весь свой образ мужественного чеховского врачевателя.
Когда идем среди сосен, он даже успевает рассказать пикантный анекдотец: «Англия. Вечер, дождь. Джентльмен сидит у камина, протянув ноги к огню. Открывается дверь. Мимо проходит другой джентльмен. И поднимается в спальню его супруги. Через час выходит оттуда в состоянии глубокого удивления: „Сэр, сегодня ваша жена была чрезвычайно холодна ко мне…“ Джентльмен у камина: „Она и при жизни не отличалась темпераментом, сэр“».
