Мой товарищ по счастливому детству выматерился на всю округу, пугая вяленьких, как вобла, старушек на лавочках, и высказал мысль о том, что нахала в моем лице проще пристрелить, хотя и жалко пулю. Я отвечал, что человека надо любить таким, какой он есть, и не обращать внимания на его недостатки, которые, при благоприятном ходе событий, превращаются в достоинства. Василий понял, что разговаривать со мной у него нет никаких интеллектуальных сил, и капитулировал:
— Черт с тобой! Но в последний раз! Предупреждаю!
После чего мы по-братски обнялись и на том порешили: он — ищет, я жду.
И через недельку дождался. Вернувшись из булочной, где на последние копейки прикупил тортик «Вафельный», узнал от миленькой губастенькой Жанночки, любительницы медового минета, что меня по телефону искал какой-то Вася, который в грубой форме, козел такой, потребовал, чтобы я ему перезвонил — срочно.
Я взялся за телефон, а рыжая девушка за вафельный тортик. Вот за что люблю всех своих любимых, так за их естественность. Будет рушиться весь миропорядок, а им хоть бы что: вспахивают постель, как пахари пашню, потом грызут черствый тортик, а после болтают глупые безделицы:
— Ты меня любишь?
— Люблю, — рычу и перебираю цифры на аппарате.
— А как любишь?
— До гроба, — вру. — Черт, занято.
— Дурачок, я свободна, — стряхивает с губок крошки. — И вся твоя.
Делать нечего: извлекаю на свет Божий свой личный кляп — и болтушка умолкает. И я могу заняться делом. Наконец, слышу в трубке знакомый голос:
— Ну?
— Гну.
— А это ты, барбос, — радуется Сухой. — Есть работенка не пыльная, но ответственная.
— Это кем?
— Трейдером.[1]
— Кем?! — и неосторожно дергаюсь. — А-а-а! Больно же!..
— Чего? — удивляется мой друг. — Чем там занимаешься, пельмень?
— Споткнулся.
— Травишь, спотыкач, — хохочет собеседник. — Небось, свою душу заложил в чужую пасть?
— Ближе к делу, Вася, — требую я.
— А ты… дальше от тела.
— Иди к дьяволу! — ору я. — Кто такой трейдер или я за себя не отвечаю!
Посмеиваясь, товарищ коротко излагает суть: тот, кто торгует на валютном рынке — торгует своими деньгами. Услышав такое объяснение, я нервничаю: у меня нет грошей, последние потратил на вафельный тортик.
— Любовь к бабам и сладкому погубят тебя, Слава, — говорит полукриминальный друг. — Через час жду у барахолки ЦСКА. Постарайся быть один.
— Ты о чем? — делаю вид, что не понимаю.
— Без любительницы вафель, — отвечает. — А то тебя знаю: всегда путаешь дело с телом.
Я нечленораздельно мычу: садистка миндального минета добивается того, что мое тело и моя душа уносятся к звездным россыпям, о которых так мечтал в пыльной обывательской Калуге великий Циолковский.
Правда, после несколько мгновений прекрасный полет прерывается, и астролетчик вынужден вернуться на грешную землю, где его ждут текущие проблемы.
Впрочем, проблема одна — деньги. Вернее, их отсутствие. От мировых войн, революций, экономических депрессией до семейных скандалов — во главе угла все они, проклятые.
Человечество только и занято тем, чтобы добыть для счастья, как можно больше нарезанной бумаги. Правда, одному индивидууму не хватает рублика на бутылку с бесланской водочкой, а другому миллиона для скупки всей алюминиевой, скажем, промышленности. Но это уже мелкие детали нашего шишковатого быта.
Я принимаю душ и рассуждаю о том, сколько конкретно тугриков мне нужно для гармоничного развития своей нестандартной личности.
Думаю, вечнозеленый «лимончик» меня бы устроил. Оторвал бы на распродаже бронированный лимузин и катал бы плюшевых шлюшек по столице. Туда — обратно: тебе и мне приятно.
Эх-ма, мечты идиота! Жизнь тебя, Слава, не учит: за все надо платить. И плата эта — куски твоей клочковатой души.
— Я хочу с тобой, — капризничает губастенькая толстушечка.
— Там стреляют, — отмахиваюсь. — Поехали, если не хочешь больше жить и любить.
— Я тащусь, — не верит, но вспоминает, что её надо ехать на дачу в Тырново, где надо травить дустом гадов на огороде.
Чмокнув доверчивую дурочку, покидаю её общество и тороплюсь в подземку, удобную для перемещения по жаркому городу. Скрежет и вой электропоезда напоминает мне наши детские игры. Однажды я вырвал Васю, сломавшего ногу при неудачном падении, из-под стального боя скорого. И мы, лежащие на гравии замусоренной насыпи, нервозно посмеялись, когда поняли, что наши тела могло размолотить до кровавых до шариков. Не тогда ли укрепилось наше братство?
